— Ты стучал ложками!
— Как? — растерялся Индриг.
Она поняла вопрос буквально.
— Так, так и вот так! — Прорицательница со смехом изобразила удары деревянными ложками по ладони и коленям. — Задавал ритм, — пояснила она. — А твой друг играл на гуслях и пел что-то очень красивое. Жаль, я слов не запомнила.
Индриг кровожадно глянул на Михася, мирно посапывающего в обнимку с розовощекой кухаркой.
— А синяк?
— Людям с той улицы, где вы взялись музицировать, отчего-то не понравилась ваша мелодия. Они кричали из-за заборов, что хотят спать. Ты начал браниться. Грозил поджогом. Тебя попытались ударить оглоблей. Ты здорово дрался. Разбил несколько носов, прежде чем тебя повалили и начали бить ногами. Тогда вмешались мои варяги.
Индриг почувствовал, что начинает багроветь от стыда.
— Не думал, что в этом городе у кого-то из простолюдов хватит смелости напасть на меня, — пробурчал он, возвращаясь на солому.
— Ты очаровательно самоуверен. — Аварка грациозно присела рядом. Браслеты на руке ласково позвякивали, когда она вытаскивала соломинки из волос Индрига. Говорила тихо, с нотками нежности в голосе: — Думаю, тебя просто не узнали в темноте. Но я рада. Рада, что ты не схватился за меч. И мне кажется, это не было проявлением презрения к неуклюжим противникам. Дело в том, что ты не хотел брать их жизни. Твое сердце не такое злое и черное, как о нем говорят.
— Кто говорит?
— Люди.
— На хрен людей! — огрызнулся Индриг, отталкивая ее руку. Рассуждения прорицательницы заставили его испытать неловкость.
Аварка расхохоталась, запрокинув голову. Ее настойчивая ладонь с аккуратными красивыми пальчиками, обманув руку Индрига, скользнула под его рубашку.
— Ты похож на других мужчин, — шептала она. Пальчики гладили мускулистую грудь. — Я говорю не о свиньях с дешевыми мечами и похотливыми душонками. Ты похож на других воинов, считающих себя суровыми мечевластителями, чтящих придуманный для самих себя кодекс чести и чванящихся своей инаковостью. Однажды, через много-много-много лет, таких воинов назовут рыцарями в сияющих доспехах, охотниками на драконов.
— Драконов не существует.
— Я могла бы с тобой поспорить, но речь не об этом. В действительности такие воины до старости остаются трогательными, застенчивыми мальчиками, прячущими милосердие за хмурым взглядом и сводом благородных правил, отражающим их комплексы.
— Их — что?
— Не суть.
Индриг окаменел, объятый неопределенностью. Он понятия не имел, как следует поступить с женщиной в такой странной ситуации и стоит ли с ней как-то поступать вообще. Красивые пальчики гладили его грудь, блестящие глаза изучали лицо. Дыхание прорицательницы пахло цветами вишни.
«Вот странно! Пила наравне со мной, а перегара нет и в помине. Пожалуй, приняла какое-то снадобье».
Молчание. Долгое, неопределенное молчание, нарушаемое лишь звоном украшений и сопением Михася. С улицы донеслась спасительная варяжская брань и раздался громкий стук в дверь сарая. Похоже, долбили ногой.
— Соловушка! Эй! Солнце встает, и тебе пора! Скоро ехать, — прозвучал голос одного из воеводиных десятников.
Вновь варяжская брань и, кажется, угрозы. В ответ крепкие слова на общеславянском, произнесенные удаляющимся голосом все того же десятника.
Он хотел было встать, открыть дверь, окликнуть десятника. Прорицательница удержала, обхватив за плечи.
— Ты смерть свою привез с собой. — Теперь ее шепот стал напряженным. От прежней неги и таинственности не осталось и следа.
— Смерть отказалась от меня.
— Знаю. То была другая смерть.
— Смерть всегда на одно лицо.
— Неправда.
— Какая разница?
— Не уверена, что это тебя особенно волнует, но все-таки прими к сведению — твоя смерть приехала в Ливград вместе с тобой.
— О чем ты?
— Ты погубишь себя. И ты погубишь людей. Очень много людей. Вот это тебя должно взволновать, царапнуть по больному милосердию.
— Я не понимаю! — выкрикнул Индриг, вырываясь из объятий аварки. В нем зародилось некое новое чувство. Чувство, похожее на страх.
— Не имей дел с воеводой! Откажись от работы и уезжай отсюда! Уезжай немедля!
— Почему?
— Если уедешь сию секунду, я последую за тобой.
Индриг зло махнул на нее рукой и распахнул дверь сарая. Не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Дирхемы есть дирхемы.
Сумерки быстро отступали. Восток окрасился в светло-серые тона. Снаружи у входа деревянными истуканами застыли варяжские наемники. Они дежурили здесь всю ночь. Такая прилежная и добросовестная служба берсеркеров стоила немалых денег. Индриг попробовал угадать, сколько прорицательница платит охранникам. Цифры вызвали легкую зависть к северным великанам.