Произнося это, воин печально улыбался. Он не мог с уверенностью дать определение своим эмоциям. Вначале смешались страх и возбуждение. К ним добавилось безразличие обреченного. Появилось любопытство. И еще своеобразная гордость от мысли, что если ему суждено погибнуть в ближайшие часы, то смерть эта будет достойной и весьма необычной.
Индриг вслушался в нарастающий гул. Войско совсем уже близко. Того и гляди, первые всадники покажутся из-за поворота. Он собрался последовать за Михасем, но вдруг остановился:
— Не могу я так, — развернулся и бегом кинулся к подводе.
Грек видел через прорехи в паутине ветвей, как Индриг торопливо распрягает черногривого, шепчет ему на ухо. Тяжеловоз отреагировал на тайные слова в точности как и Злодей. Заржал, замотал головой. Только вместо того, чтобы застыть столбом, резво затрусил прочь. В сторону, противоположную приближающемуся войску. Индриг проводил его взглядом и широкими прыжками вернулся к бурелому. Отдуваясь, залез в нору.
— Тесная берлога, — сказал он, опускаясь на колени и еще раз оглядывая убежище.
Грек смотрел на него, склонив голову.
— Ты знаешь, что скоро здесь погибнут люди.
— Верно, — кивнул Индриг.
— Знаешь, что сам можешь погибнуть.
— Знаю.
— И при этом заботишься о том, чтобы лошади не пострадали?
Индриг захлопал глазами, смутился.
— Не могу я так вот запросто приговорить скотину. Жалко мне ее. Понял?
— А людей?
— Иногда.
— Иногда?
— Заткнись!
Первые всадники, которых они увидели, настороженно и возбужденно закружили у подводы, сдерживая приплясывающих коней. Среди аваров особенно выделялся великан с длинными обвислыми усами. Он казался слишком большим и тяжелым для своей черной в белых яблоках лошади. Вислоусый тыкал рукоятью плети, указывая на покойников, и удивленно, а порой сердито восклицал. Остальные галдели, не соглашаясь с ним.
— Узнали мертвецов, — перевел Индриг. — Спорят, кому ехать к Казиме. Хаган может выпороть горевестника.
— Странная традиция, — заметил Михась.
Вислоусый сорвал широченной лапищей посольскую бляху с одного из тел. Силой вложил ее в ладонь оказавшегося ближе всех остальных воина. В ответ на возражения грозно рявкнул и указал рукоятью плети направление. Назначенный горевестником боец, зло ругаясь, ускакал.
— Все идет как надо, — удовлетворенно сказал Индриг.
— Ты знал, что передовой отряд не прикоснется к возу до прихода Казимы, если там будут трупы послов.
Индриг не ответил, но по его лицу можно было догадаться, что он воспринял слова Михася как похвалу. Замысел, родившийся на перекрестке одновременно с командой «К бою!», начал реализовываться. Через минуту войско Казимы шумной крикливой волной нахлынуло на обозримый участок тракта, заполонило усеянную пеньками делянку. Теперь сквозь просветы в переплетениях ветвей можно было увидеть лишь конские брюхи, хвосты и ноги. Порой мелькал сапог, упирающийся в стремя или оскепище копья. Под ель проник крепкий запах конского пота и немытых человеческих тел. Освещение заметно убавилось. Грек сжался в комочек. Он шепотом затараторил молитву, часто поминая Иесуса и мелко крестясь. Индриг отрешенно уставился в одну точку, начал быстро-быстро потирать ладони друг о друга, ничего не замечая вокруг себя.
Однородный гул, схожий с тем, который можно услышать на рыночной площади в разгар большой ярмарки, прорезали властные окрики. Мельтешение вокруг бурелома усилилось, достигло пика и резко пошло на убыль. Стало светлее. Вскоре на делянке осталось не более десятка всадников. Михась вновь мог видеть тракт и стоящую на нем подводу. Тел на возу уже не было. Два воина в добротных одеждах и украшенных золотыми завитками колонтарях стаскивали мешковину, укрывающую дары. За ними нетерпеливо наблюдал…
«Быть не может!»
Михась позабыл о молитве, тряхнул головой и посмотрел еще раз. Действительно, человека в черном меховом плаще и золоченой кольчуге, сидящего верхом на абсолютно белой породистой кобыле, издали можно было принять за Турмаша. Те же грузная фигура, округлое лицо, борода. Даже осанка такая же, как у ливградского воеводы. И все-таки это был не Турмаш. Казима, смекнул Грек. Хотя они братья только по отцу, сходство меж ними необычайное.
Воины, шурующие на возу, поочередно демонстрировали хагану трофеи. Вот шкатулка с монетами, вот мечи, идущие по весу за серебро один к одному, вот золотые и серебряные чаши. Хаган безразлично смотрел на сокровища. Зато у Михася глаза разгорались, как уголья на ветру. Индриг продолжал свою странную медитацию с потиранием ладоней и бессмысленным взглядом в никуда. Ему ни до чего не было дела.