Выбрать главу

В числе воинских контингентов союзников, воевавших на стороне Красной Армии на Восточном фронте, был Чехословацкий армейский корпус, подавляющее большинство личного состава которого составляли словацкие военнослужащие. Кто были эти словаки, воевавшие вместе с русскими? Александр Усовский знакомит читателя с личностью одного из этих солдат – с писателем-фронтовиком Рудольфом Яшиком. Он не был богатырем из легенд и неустрашимым воином из железа и стали – это был обычный человек из словацкой глубинки, никакой не супермен, совершенно не склонный к насилию. Но этот типичный интеллигент, когда его призвала судьба – вдруг проявляет силу духа и решимость, достойные эпического героя. Добровольно участвует во всех битвах, которые ведет его народ, терпит вместе с ним страдания – и после этого находит в себе силы описать эту историческую эпоху в своих художественных произведениях. Через образ Рудольфа Яшика проступает настоящая душа словацкого народа, в спокойные времена незаметного, тихого и спокойного; но если наступит пора испытаний – опять, как и раньше, готового встать плечом к плечу вместе с русскими братьями против общего врага.

После прочтения книги хочется познакомиться со Словакией и словаками поближе. Проехать по горным дорогам, побродить по заросшими ельником склонам, забраться на заоблачные перевалы, пообщаться с тамошними жителями и самому убедиться, насколько дружелюбно словаки относятся к русским. Тогда неизвестная страна в центре Европы станет ближе и понятней, и, возникнет надежда, что, может быть, со временем даже до наших политиков дойдет – где надо в Европе искать себе союзников…

Дмитрий Левченко

«Пока я дышу, пока в силах ходить, думать – я не приду в отчаянье и не поддамся страху. Он ползёт за мной по пятам, словно тень, и подстерегает каждое колебание в моих мыслях, всякое малодушие. Страх ждёт моего одиночества. И он льнёт ко мне. Я физически ощущаю его, как живое существо – и тогда я стараюсь вообразить, что я не одинок, что меня окружают толпы людей, и вокруг звенит тишина. Сначала этот шум непонятен, но вскоре в нём начинают выделяться звуки, похожие на стоны и жалобы, я слышу слова, полные отчаяния и горя – и тогда я вступаю в спор с плачущими, разочарованными детьми человеческими, говорю им правду об этой войне. Три кроваво-красных стрелы … должны внушить людям неверие в торжество правды, навеять предчувствие безвременной гибели близких, которых они ждут, которых они любят.

Я думаю о тех, кто стоит здесь и сокрушенно смотрит на вашу карту и на три кроваво-красные стрелы, которые нагоняют страх. Здесь никто не разговаривает, никто не кричит, здесь царит торжественная тишина. Приходите послушать её! И если бы вы на миг отбросили свое презрение и просто пришли бы сюда, вы поняли бы эту тишину и горе нашего народа. Я слушаю и всё понимаю. Я горжусь этой убитой горем толпой, у которой сердце исходит кровью, оно стонет от боли, а смятённый ум не находит выхода. Эта карта – развёрстая могила; но вы забыли, что над развёрстой могилой познается истинная ценность жизни»

Рудольф Яшик «Мёртвые не поют»

Несколько слов от автора

Предлагаемое вниманию уважаемого читателя повествование – не биография словацкого писателя Рудольфа Яшика, не документальное описание его жизни и творчества с кучей дат и сухой казёнщиной суконных бездушных слов «родился, жил, написал, умер»; перед вами – «мой» Яшик, такой, каким я его увидел и ощутил. Я был в доме, где он родился, прошёл по тем горам, где он воевал, постоял перед его могилой – и хочу разделить с тобой, мой читатель, своё молчаливое уважение перед этим достаточно субтильным, внешне глубоко невоенным человеком, на долю которого выпало столько тяжелых испытаний – и которые он вынес с честью, как это и положено мужчине и солдату.

Началось же всё с потрёпанной старой книги, найденной мною в рабочем столе моего деда – к тому времени уже ушедшего от нас. Она лежала в дальнем углу верхнего ящика, под стопкой старых писем – и, казалось, ждала того момента, когда я возьму её в руки…

Это была странная книга – не похожая на все остальные; коленкоровый серо-голубой переплёт, желтоватая шершавая бумага, немного архаичный шрифт, неуловимо схожий с полууставом средневековых русских летописей – всё в ней было не совсем обычным, как и название – «Мёртвые не поют». Да, пожалуй, именно название стало причиной того, что моя рука потянулась к этой книге – хотя родители строго-настрого запретили мне лазить по дедушкиному столу, и уж тем более – брать дедушкины вещи.