- Крутыми? - удивился образности генерала Иванов.
- А что? Хорошая кличка. Пусть так и идут под ней.
- Но ведь Паоло... Все-таки он же - есть. Может, через него?
Генералу не понравилось это упрямство. Он служил слишком долго, чтобы не понимать того, что все очевидное в их деле наиболее обманчиво.
- Утром я был у шефа. На самом высоком уровне принято решение, что деньги уйдут со станком. Итальянцы изымут их сами. После этого Паоло... В общем, давай работать с песком, а не с миражом.
- Но тогда... тогда у нас ничего нет. Кроме факта несостоявшейся передачи денег. Преступление явно есть, мафия есть, а виновных нет.
- Ничего. Будем ждать, - удовлетворенно откинулся генерал на спинку кресла и расслабленно растекся по ней, помягчел. - Что-нибудь появится.
7
- Ну что, Магеллан хренов, посадил "коробку" на мель?
- Он-то при чем, товарищ капитан второго ранга? - защитил Майгатова грустный-прегрустный Анфимов. - Хоть влево, хоть вправо крути - кругом одни рифы. Теперь тащи эту гирю до Суэца.
- Приказ начальника - закон для подчиненного, - потряс свежей мыслью Бурыга.
- Билеты накрылись, путевка, - тихо напомнил себе Анфимов.
- А дуру-то здоровенную нам с мели снимать. Буксир бы сюда...
- М-да, опять дома скандал...
- Чего у них в трюмах-то, Майгатов?
- Рис, товарищ капитан второго ранга. В мешках. Несколько мешков вспорото.
- Себе, что ли, на халяву кашу варили. Без халявы жизнь - отрава.
- Да вроде нет. На обед у них макароны были. Си-идорыч, - не удержался при виде медленно вошедшего на ходовой, где происходил весь разговор, Клепинина все с такой же белой, но теперь не от седины, а от бинтов, головой, с левой рукой на перевязи. - Тебе ж лежать надо.
- Я лучше нашего коновала знаю, что надо, а что не надо. Мне уже сказали, что есть указание "сверху" о буксировке...
"Ирша" на первых два рывка буксирным тросом отреагировала безразлично. Как в той сказке, видно, ждала третьего раза. Сухогруз с хрустом разгрызаемого рафинада прополз раненым брюхом по коралловому ножу, завалился на правый борт и ванькой-встанькой закачался на фоне плавящегося о горизонт солнечного диска.
- Чтой-то крен великоват, - не понравилась "Ирша" Анфимову. - Ох не дотянем до Суэца. - Обернулся к матросу-связисту: - Дай канал... Что там у тебя? - спросил вроде бы у того же матроса, хотя вопрос в прижатый к губам микрофон был адресован лейтенанту-торпедисту, только сменившемуся с вахты и теперь посаженному на борт "летучего голландца" балластом, ибо на буксируемом судне делать особо ничего не надо было.
"Крен, товарищ командир, на пра..." - "Сам вижу. Что - пробоина?" "Воина?" - "Да не воина, а пробоина." - "А-а, сейчас. Абунин, ну что там? Сколько?.. Метров пять длиной, товарищ командир." - "Что ты матросу такое дело доверяешь! Сам проверь!" - "Есть!" - "Погоди. А ширина какая и это... место расположения?" - "Счас... Ага: вот, говорит, разная - где узко, а где и широко... В общем, два на пять.А где?.. Ага: больше по ближнему трюму, но немного и в другой заходит. Мешки, говорит,понизу уже в воде." - "Ладно. Иди сам еще раз проверь."
- Нет, не дотянем, - хмуро отдал микрофон связисту. - Разрешите запрос дать, чтоб это... - На миг задумался, глядя на мрачную, с впившимися друг в друга губами и собравшимися на подглазьях морщинками физиономию Бурыги. Ну хоть в Ходейду.
- С вами, мля, под трибунал попадешь, а не в Ходейду. Сплошной бардак... Ладно, запрашивай от моего имени...
Гирлянда сухих слов, преобразившись в невидимую радиоволну, скользнула к Севастополю, оттуда - к Москве, где вдруг стала ленивой-ленивой и долго с черепашьей скоростью переползала по телефонным кабелям от здания главного штаба флота на Красных воротах до МИДа на Смоленке, а уж в циклопической башне МИДа из кабинета в кабинет, из кабинета в кабинет, потом - в посольство Йемена во Втором Неопалимовском переулке, откуда почти вернулась на корабль - сколько до той Ходейды-то, а уж потом, медленно описав обратный круг, все-таки ожила в динамиках связи:"Можно".
Пока бродили по миру слова, "Альбатрос" упрямо шел сквозь густую смоляную ночь на север, к Суэцу, а с "Ирши" все бубнил и бубнил перепуганный лейтенант: не тянут помпы, не тянут. Мешки за борт? Так это ж чья-то собственность, будущий капитал.
На рассвете, когда рывком, будто освещение в зале, погасли звезды, Анфимов поднял от штурманской карты налитые кровью, забывшие о сне глаза и прохрипел:"Я снимаю людей с "Ирши". Бурыга с мятым от сна лицом безразлично прожевал:
- Ну и хрен с ней, с этой "железякой". Руби конец. Пусть тот чайник, что у них хозяином, с этой лоханкой разбирается. Она теперь не государственная. И это... - показал на вахтенный журнал. - Координаты зафиксируйте. На всякий случай...
8
Двадцать сорок три. Кают-компания. Вечерний чай.
В гнетущей тишине не звякают даже ложки. Крупно нарезанные проспиртованые батоны, такие же мягкие, как и два месяца назад, когда их испекли где-то на берегу, лежат почти нетронутыми. Белое масло медленно подтаивает в блюдечке по краям, словно айсберг, вплывающий в теплые воды. Беззвучно поет на мутном черно-белом, а, точнее, серо-сером экране почти музейного "Рекорда" арабский певец в чалме, со странным, криво загнутым кинжалом за поясом. Между сидящими словно поставили по переборке. Вроде рядом, а поворачиваться не хочется.
- Похороны у нас, что ли? - вздрогнули все от баса Бурыги. - Ну потопили железяку. Ну и фиг с ней! Это б раньше за соцсобственность всех попереснимали с должностей, а теперь...
- Так-то оно так. - Хрустнул рафинадом Анфимов. - Но все равно обидно. Поверни мы чуть раньше к Ходейде - может, и спасли бы судно. Ну, хотя бы на мель у берега положили. Да и с экипажем не ясно. Может, погибли они?
- Ага! Прям все тридцать сразу!
- У них штат не весь укомплектован, - вставил Майгатов и неприятно ощутил, что каждое слово колющими толчками отдалось в набухшей сливой брови. - Двадцать один всего.
- Во! Еще меньше. Ухлопали по пьяни радиста и решили от нас смыться. Помните, засечка на экране поделилась. Это они, бандюги, срыгнули...
- Но ведь все шлюпки остались на борту. - Со всхлипом отхлебнул мутного, невкусного чаю Клепинин и болезненно прикрыл глаза под срезом уже погрязневших за день, замаслившихся от беганий по трюмам бинтов. - И еще "SOS" этот...
- И рис, - задумчиво, невидящим взглядом посмотрел в иллюминатор Анфимов. - Чего они его из Таиланда везли? Говорят, во Вьетнаме дешевле. И намного...
- Зато путь короче, - обозначил себя пристроившийся к уголочку стола штурман.
- А вот в семьдесят девятом или... м-м... нет, точно в девятом... грузно откинулся на спинку дивана занявший сразу два штатных места за столом - командиров артиллерийской и минно-торпедной боевой частей Бурыга. - Так в Донузлаве похожая история была. В смысле посадки на мель. Тогда СКР-13 - во, номер-то! - в штормягу почти на берег вывезло. Под Оленевкой, на Тарханкуте. На борту были комбриг, начпо и еще какой-то туз. Туз доверил командование комбригу и ушел спать, комбриг - командиру СКРа, командир - помохе, а тот кулак под нос летехе вахтенному - вот как тебе, показал на мгновенно еще более истончавшего соседа-торпедиста, "румынской"* душе сунул - и тоже храпака дал. А летеху укачало, он и сам уснул. Так они и въехали в песочек всем корпусом. Помнишь? - пнул кулаком под бок засыпающего Анфимова.
- Гд-де?
- А-а, ты ж тогда на классах был в Питере... Так вот: его океанским буксиром тащили, песок с-под дна вымывали - ни хрена не шел. Пока артбашни не срезали. Во-о. Тогда всех поснимали. А сча-ас... - Махнул рукой в потолок, словно именно там, сверху, всего лишь за палубой находились люди, которые снимали, назначали и вообще правили судьбами тех, кто служил на кораблях.