…Но злые люди — преподаватели, конечно же, не могли позволить своим питомцам насладиться последними летними радостями. Буквально со второго-третьего дня занятий началось дружное завинчивание гаек по всем предметам. Задавали на дом вдвое больше, чем в десятом классе: вы, мол, теперь взрослые, вам к экзаменам выпускным готовиться надо.
Учителей можно понять: им необходимо выдавить каникулярнюю лень из детских (или уже совсем не детских) мозгов своих подопечных. Вот и задавали повторение пройденного, выветрившегося на летних ласковых ветерках, и без остановки рвались дальше, в неведомые дали школьных наук.
Покуривая на перемене на заднем дворе на припеке, эти проблемы неторопливо, по-взрослому, обсуждали ребята из одиннадцатых «А» и «Б». Еще в прошлом-позапрошлом году они держались порознь, называя друг друга по-детски «ашками» и «бэшками». Но к последнему классу успели приглядеться, постепенно запомнили если не имена, то клички и теперь усиленно проявляли свое новообретенное единение.
Оказалось, в такой дружбе между классами есть большой прок. На переменах можно было обсудить, как прошел урок у соседей, какое настроение у училки, сколько народу вызывала к доске и что спрашивала, показать друг другу тетради с решениями уравнений, задававшихся на уроке. Да и вообще почувствовать, что их, учеников, много. Это всегда приятно.
Позади за школой возле разросшихся кустов было неприметное место, асфальтовый пятачок, заплеванный белыми пятнами жвачки, всегда замусоренный окурками и разноцветными обертками от чипсов и шоколадок. Место, ничем вроде бы не ограниченное, которое многие поколения школьников постепенно отвоевали себе как курилку на открытом воздухе. Для учеников две тысячи четырнадцатой оно было тем же, что клуб для джентльменов далеких эпох. Здесь обменивались новостями, обсуждали важные вопросы, советовались и нередко именно тут получали необходимые в жизни познания. Мелюзге сюда путь был заказан — рано еще, нос не дорос. А вот старшеклассники из десятых и одиннадцатых проводили в «клубе» все перемены, осенью до самых морозов и весной, как только сойдет снег.
— Нелька все лютует, — жаловался с характерным кавказским акцентом невысокий чернявый парень из класса «А» по кличке (а может, и по имени?) Гамлет. Имелась в виду, конечно же, англичанка. — Обратили внимание, как она задание на дом задает? «Сделайте упражнения семнадцать и восемнадцать». Только запишешь, как она: «И еще девятнадцать. И двадцать один». Нет, чтобы сразу сказать…
— Ясен пень, в чем дело, — вступал в разговор Мишка Гравитц, одноклассник Сашки. — Не трахают бабу — вот и все дела. Мужа нет, хахаля нет — она и бесится.
— Дык, может, это… Помочь ей? Безвозмездно, то есть даром? — заржал прыщавый Валерка Шелгунов из одиннадцатого «А». — Типа мы ей хороший трах, а она нам — пятерки на экзамене?
— Если в обмен на пятерки, то это уже небезвозмездно, — хмыкнул Лева Залмоксис. — Только не в трахе дело. Просто она, типа, в завучи метит. Тамаре Петровне на пенсию скоро, вот Нелька и старается, чтобы ее место занять, рвет на британский флаг свою попу — а заодно и наши.
Сомневаться в Левкиных словах никому и в голову не пришло. Все знали, что Залмоксис в курсе всех школьных дел, его мать в родительском комитете первая активистка.
— Слышьте, мужики, а правду говорят, что весной на ЕГЭ кто-то в обморок упал? — перевел разговор на другую тему Юра Аверин, новенький в одиннадцатом «Б».
— Было дело, — отвечал Лева. — Девчонка одна, забыл как ее зовут. Даже «Скорую» вызывали.
— Что, и впрямь такая жесть на экзаменах? — напрягся новичок.
— Ой, да не смеши мои подковы! — Левка в ответ только рукой махнул. — Кому надо — родители обо всем договорятся…
— Это точно, — кивнул Саня. — Я слыхал, парни на экзамены ваще пьяными приходили — и то сдавали…
Леву Залмоксиса и Сашу Сазонова связывала если не дружба, то крепкое товарищество. Хотя вместе они смотрелись странно, даже потешно, поскольку Санек был одним из самых высоких ребят в классе, а Левка ростом едва-едва перевалил за метр шестьдесят.