И в этот момент произошло что-то странное. В руках у машинистов откуда-то появились стволы, так быстро, почти молниеносно, что никто даже не понял, как это произошло. Яркая вспышка ослепила Санька, острая боль пронзила все тело, и перед глазами мгновенно стало темно. Последнее, что он почувствовал, был запах коньяка и резкий удар по лицу.
Часть третья
Сашка открыл глаза и понял, что он уже не стоит в кружке пацанвы в вечернем парке, а сидит на стуле в закутке Сереги-кольщика, сжимая в руке непочатый стакан теплого коньяку.
Секунду-две-три он сидел недвижимо, не понимая, что с ним произошло и как он здесь очутился. Медленно-медленно, еще не осознав произошедшего с ним чуда, перевел взгляд на левое свое плечо. Рисунок — взлетающий ангел, — там только был намечен фломастером.
Кольщик с испугом глядел на клиента, покачал рукой у него перед глазами.
Санек осторожно поставил полный стакан на стол, стараясь не пролить ни капли.
— Ты чего взбледнул-то, малый? Нехорошо тебе? Весь белый стал…
Протянул руку, пощупать пульс — и испуганно отдернул пальцы. Рука у Санька была холодна, как лед, будто еще секунду назад он держал ее в кармане, сжимая рукоять ножа.
Санек с трудом выдохнул воздух. Мысли в голове то неслись буйным вихрем, то, замерев на своих местах, мерцали, как перемигивающиеся звезды в черном небе.
Наконец он смог выговорить:
— Я пойду…
Пошевелился, безвольно сложился вдвое, как перочинный нож. Оперся на ручки кресла. Встал. Кольщик отодвинулся, давая ему дорогу.
Санек неловко напялил на себя остывшую рубашку, свитер, постоял, пошатался.
Тем временем кольщик понял, что клиент уходит, и, разумеется, рассердился:
— Да-а, блин, малец уже не тот пошел! Все теперь нервенные, в обмороки падают! Ладно, вали, вали отсюда! Здесь тебе не медпункт.
Санек покачивался на онемевших слабых ногах, а Серега уже выталкивал его прочь:
— И бабки свои забирай голимые! Кыш отсюда, чтобы я тебя больше никогда не видел!
Санек сунул мятую бумажку в карман, влез в пуховик и выбрался наружу.
Холодно, снег, сугробы — значит, все-таки зима. Он глянул на полтора десятка часов в витрине магазина — все они согласно показывали восемь двадцать. Рядом в витрине стояла украшенная новогодняя елочка — что это значит? Поставили заранее или забыли убрать? Был Новый год или еще не было? Что сейчас — февраль или декабрь? А какой день? Вторник (когда он пришел делать наколку) или суббота (когда ездил на стрелку к машинистам)?
«Успею!»
И он бросился бежать по улице. Сначала он ковылял, как пьяный. Но постепенно тело начинало его слушаться. «Давай, давай, давай», — безжалостно подгонял он сам себя.
Он бежал, выкладываясь изо всех сил. Бежал, не следя за дыханием. Бежал, казалось, быстрее своих собственных ног. На пустых улицах редкие хозяйственные бабки смотрели вслед несущемуся сломя голову длинноногому подростку в распахнутой куртке с сумкой наотлет. «Из школы, небось, — думали они. — В школу так не бегают». И они ошибались — Санек бежал в школу.
Охранник Марат в своем закутке возле главного входа перетирал анашу в жестяной миске. Стук в дверь раздался такой громкий и нетерпеливый, что охранника словно облили ледяной водой. Сунул миску поглубже под стол, вышел, отодвинул засов.
— Куда мчишься, Филиппок? Учиться вдруг захотелось? — спросил он с насмешкой.
Санек в ответ только угукнул, как филин. Мигом влетел в вестибюль, с размаху бросил куртку на пол возле запертой раздевалки, помчался вверх по лестнице.
— Звонок уже был! — крикнул ему вслед охранник. Помотал головой, пробурчал себе под нос загадочную сентенцию:
— Кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
И вернулся на свое место к прерванному делу.
Расписание уроков в одиннадцатом «Б» устроено было так, что чуть ли не на каждой перемене ребятам приходилось перебираться в другой кабинет. Но Санек угадал: он распахнул настежь дверь кабинета Марины Евгеньевны — там как раз шел урок у его класса. На доске крупными красивыми буквами было написано: «Евгений Онегин».
Был вечер. Небо меркло. Воды Струились тихо… —нараспев читала Снежная Королева.
Санек стоял в дверях, не в силах отдышаться. На глазах его были слезы. А в сдавленной груди непобедимо бился счастливый смех. Он не отрываясь смотрел на предпоследнюю парту, где рядом с Козой сидела Лилка Варламова, живая и здоровая. Не в белой тишке, а в сиреневом свитере с высоким воротом. Сидела и глядела на него с радостным недоумением.
Она здесь!!!