Все трое молча созерцали странную карту.
— Зачем вода-то вокруг нарисована? — осторожно спросил Степан.
— Затем, что так оно и есть, — ответил Василий.
— Ну, ты скажешь, — хмыкнул Степан. — Мы что, на острове? Как это может быть?
Василий ничего не ответил. Он продолжал всматриваться в карту. Смутные догадки, одна фантастичнее другой, рисовались в его голове. Но он молчал. Вовка тоже молчал. Он сосредоточенно сопел носом.
— Да что тут смотреть, — пробурчал Степан. — Рисунки сумасшедшего.
— Не скажи, — мотнул головой Василий, отложил карту и раскрыл тетрадь. Первые страницы пестрили цифрами. Это были записи добычи золота. Ничего интересного. Еще страница. Ещё. А вот это что-то. Текст какой-то. Все трое склонились ближе. Тест аккуратно написан, но по-старому. Некоторые слова заканчивались твердым знаком, а вместо «е» иная буква написана. Сейчас так не пишут. Непривычно как-то. Василий начал медленно читать вслух:
Я уже не помню число того дня, когда произошло это. Было лето 1908 года. В тот день я прибыл на свой прииск забрать добытое золото. День стоял жаркий. Было уже за полдень, когда небеса словно раскололись. Земля вздрогнула. Я вскинул глаза к небу и увидел там летящий огненный шар. Потом все озарило огнём. Глаза ослепила вспышка. Потом свет померк, и наступила тишина. А потом глаза вновь увидели свет. Всё вокруг, как бы погрузилось в тишину, будто и не было ничего, ни грома этого, ни шара огненного.
Я забрал золото и вместе с двумя своими охранниками поплыл вниз по реке. Мы возвращались домой. Но не удалось нам вернуться в тот день. Проплыв до Подкаменки, мы увидели на берегах поваленный лес. А потом мы увидели гору. Она преграждала нам путь, а Подкаменка прямо в эту гору текла. Но не в пещеру она текла, а прямо в склон горы, исчезая там. Это было страшно. Похоже, что сам сатана нам путь преградил. Мы истово крестились и читали молитвы Господу нашему. Но путь не открылся. К самой горе мы не решались приблизиться. Время к вечеру шло. Удалившись от горы, мы расположились на ночлег. Когда стемнело, увидели мы призраков на дальних холмах за рекой, там, где лес поваленный. Блуждали они огнями по склонам. Мы молились всю ночь, осеняя себя крестным знамением за спасение душ наших. Как только рассвет забрезжил, мы в обратную дорогу до прииска нашего путь стали держать. Добрались к полудню. Порешили другой дорогой пойти. По земле, не по реке. Верст пятьдесят надо было пройти до селения старообрядцев. Мы и пошли. Дорога вроде знакомая вначале была, а потом сами не поняли куда забрели. Места неизвестные нам. Ходили мы до вечера и вышли в морю. Глазам не верим своим. Волны на берег накатываются. Ветер дует. Откуда здесь морю-то быть? Снова завечерело. Мы снова заночевали, а наутро назад стали возвращаться. Но возвращались мы не один день. Лес словно заколдован. Плутали мы по нему три дня. Только на четвертый день к прииску вышли. Так мы и остались здесь. Я остался, двое охранников моих и четверо старателей с прииска моего. Сколько мы ни пытались выйти отсюда, не получалось у нас. Пытались мы в мир выйти не раз, но лес нас кругами водил. Не заметили, как год прошел, затем другой, третий. Я за это время стал карту составлять. Заметил я, что на земле этой есть места, где можно ходить свободно и лес тебя не обманет. Вроде как по коридорам можно ходить. Я эти места пунктирами на карте нанес. А ежели от пунктиров тех отступить, так сразу в место иное попадаешь и можешь проплутать невесть сколько. Так у нас двое сгинуло за год. Через трое годков ещё четверо померло неизвестно от чего один за другим. Я один остался. Уже лет пять, как один живу в этом месте сатанинском. Не отпускает эта земля. Нет из неё выхода. Но я карту-то составил в меру своего разумения и в надежде, что когда-нибудь кто-нибудь найдет это место. Искал я выход, но не нашел. Море одно вокруг. А к месту тому, где река в гору уходит, приближаться более не решался. Там место тайное и гиблое. В надежде пишу тем, кто будет читать это, ибо знаю, что дни мои сочтены. Ослаб я, да и устал жить здесь в одиночестве. Бог наказал меня за грехи мои земные. За всё платить надо, ибо вел я в молодости жизнь разгульную, обманывал людей не раз ради богатства, в чем искренне раскаиваюсь. А зовут меня Филимон сын Иванов, по фамилии я Ознобищев. Об одном прошу тех, кто найдет мои останки, предать земле их по христианскому обычаю и помолиться за мою грешную душу.