Классная мама тоже находилась в кабинете, заняв место, возле окна. Она была в черном платье, а значит, в дурном настроении. Стас давно изучил эту примету.
Остальные присутствующие, в основном девчонки, расселись вдоль стен. Председатель вытащила из папочки листок, взглянула на классную маму, затем на Стаса с Костей и хорошо поставленным голосом заныла:
– На повестке дня обсуждается поведение учеников 7-а класса Стаса Малахова и Константина Синицкого. В школу поступила бумага из детской комнаты милиции о происшествии, случившемся 2 апреля этого года с названными учениками. Я зачитаю. «2 апреля сего года подростки Малахов Станислав, проживающий на Шарикоподшипниковой, дом 10, квартира 25, и Синицкий Константин, проживающий в квартире 40 этого же дома, ученики 7-а класса вашей школы, около восьми часов вечера во дворе дома ј 17 по Вагоно-роительному проспекту избили подростка Гудаева Гамида, но были задержаны гражданами и доставлены в отделение милиции. У Гудаева зафиксировано сотрясение головного мозга. Малахов и Синицкий поставлены на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних. Просим провести воспитательную работу с указанными подростками». Вот так. Это ЧП для нашей школы.
Резинка под языком очень мешала, и Стас перекинул ее к левой щеке.
– Лена, – председатель повернула голову к Перцевой, – доложи, пожалуйста, совету дружины, как характеризуются Малахов и Синицкий. Перцева поднесла к глазам лежащий у нее на коленях «кляузник».
– Начну с учебы. Четверть оба закончили плохо, у Малахова – три тройки, у Синицкого – четыре.
– А пятерки есть? – поинтересовался Семен Давидович.
– Да, – нехотя кивнула Перцева. – По физкультуре и пению. Поведение удовлетворительное. Теперь внеклассовая работа. Малахов закреплен за культмассовым сектором, Синицкий – за физкультурным, но никакой активности ни тот, ни другой не ведут.
Легкое косноязычие Перцевой можно было списать на ответственность момента, поэтому ее никто не поправлял.
– На последнем сборе макулатуры Малахов сдал только четыре килограмма вместо двадцати положенных, а Синицкий вообще не сдавал.
Председатель осуждающе покачала головой, сунув при этом в рот кончик галстука.
Стас переместил резинку за правую щеку. Ага, двадцать кэгэ. Он что, лошадь?
– Теперь замечания, – продолжала закладывать Перцева. – В прошлом месяце Синицкий принес в школу магнитофон и крутил в туалете западную музыку...
Тихое перешептывание в рядах. Позор.
– Синицкий замечен в курении учителем физкультуры, а Малахов не охватился подпиской на «Ленинские искры».
Ну, это уж совсем...
Стас действительно не «охватился». Но он тут ни при чем. Мать не дала денег принципиально. Что за «Искры»? И почему ленинские? А правда, почему? Может, Ильичу в глаз засветили во время штурма Зимнего, и это событие было увековечено в названии газеты? А откуда еще у человека могут сыпаться искры?
Председательские брови поползли к носу, как две гусеницы к груше. Стас опять спрятал резинку под язык.
– На совете отряда Малахов и Синицкий разбирались за то, что в учебнике истории нарисовали... Хм...
– Что нарисовали? – Левая бровь-гусеница председателя взлетела вверх.
– Свиной пятачок Леониду Ильичу Брежневу. Сидевший у двери Серега Скворцов из 8-а гоготнул.
– Ничего смешного, Сережа! – Председатель вынула изо рта галстук. – Знаешь, как это называется? Это называется предательство!
Серега опустил глаза.
Пятачок нарисовал Стас. Не то чтобы со злым Умыслом, а так, из баловства. Училка заметила, отобрала учебник, накатала длиннющее замечание и научала классной маме. Не повезло. Делать чертика именно из Леонида Ильича в планы не входило. Подвернулся под авторучку. Нарисуй Стас пятачок кому другому типа Джордано Бруно, сожженному на костре, последствия были бы помягче. Джордано хоть и положительная личность, но жил в капиталистической стране, то есть империалист. А Леонид Ильич... Предатель. Стас рисовал. Костя раскрашивал...
– И вам не стыдно после этого носить галстуки? Вы знаете, что такое галстук?
– Частичка красного знамени...
– Правильно. Красного. Оно в крови наших отцов и дедов.
Костя едва заметно кивнул. Его галстук точно в батькиной крови. Родитель вчера вернулся с разбитой харей, нажрался до усрачки, и подтер свой нос висевшим на стуле Костиным галстуком.
– Да, да! Наши отцы проливали кровь, чтобы вы могли учиться, жить в прекрасном обществе, строить коммунизм! А вы? Я не знаю, как это можно назвать! Вам на будущий год вступать в комсомол! Вы запятнали честь героев-пионеров! Павлика Морозова, потом этого, как его... Олега Кошевого!
Семен Давидович чуть кашлянул. Олег Кошевой не был героем-пионером.
Председатель не заметила.
– Да, это предательство! Западная музыка, папиросы – и вот результат. Избит ребенок. Кем избит? Пи-о-не-ра-ми! Которые торжественно приносили клятву...
Стас сжал резинку зубами, Костя смотрел в окно. Избили ребенка. Надо же, бедный Гамид! Сиротка. Его, пожалуй, изобьешь...
Гамид жил в новом доме на проспекте. Он появился в их районе год назад, приехав с матерью в Питер то ли из Дагестана, то ли из Чечено-Ингушетии. Его отца зарезали в какой-то потасовке, и богатый родственник, живший в Питере, купил им с матерью кооперативную квартиру, куда семья Гудаевых и перебралась.
Гамид первое время не высовывался, постоянно сидел дома и ни с кем не дружил. Но вскорости осмелел, сколотил команду из «трудных» и стал завоевывать авторитет, отнимая деньги у школьников да обирая пьяниц. От Гамида местные пацаны узнали, что такое «план». Удивляли его рассказы об исторической родине, где якобы чечены с ингушами вовсе не живут дружной семьей советских народов, а при первом удобном случае готовы резать друг другу глотки. Он рассказывал, что крестьяне пашут землю на танках, украденных или купленных у Советской Армии, а молодежь ходит на танцы с «лимонками» в карманах. Над этими байками все смеялись, потому что по телику ни разу не показали чечена или ингуша, боронящего поле на танке. Ерунда полная.
Гамид был мстительным и жестоким пацаном. Обиду запоминал надолго и при первом удобном случае старался отомстить сопернику самым болезненным способом.
Со Стасом и Костей его пути почти не пересекались, хотя ребята были с ним знакомы. Соседние дворы – волей-неволей познакомишься. Месяц назад их Дорожки пересеклись.
Гамид изучал карманы Костиного соседа по площадке, двенадцатилетнего пацана, перед этим разбив ему нос. Пацан плакал, отдавая Гамиду медяки и какие-то значки. С Гамидом было человека три. Костя на рожон не лез, с Гамидом связываться не хотелось, но Вадика, соседа, было жалко. Он собирал эти значки, имея дома небольшую коллекцию, которой все время хвастался и гордился. Костя просто подошел и попросил не забирать у Вадика значки. Гамид рассмеялся, сунул руку в карман, но вместо значков вытащил складной нож. Костя не очень-то напугался, он тоже слыл крутым пацаном и уступать какому-то чужаку не собирался. Кусок трубы, валявшийся в грязи, – достойная альтернатива ножу.
Но разборки не получилось. Проходивший мимо военный, уловив в позах подростков агрессивность, вмешался, отобрал ножи и трубы, поменяв их на крепкие подзатыльники. Гамид напоследок погрозил Косте кулаком, заявив, что сегодняшняя история еще икнется, Гамид кровных обид не прощает. Костя в ответ сплюнул под ноги и покрутил пальцем у виска, давая понять, что у Гамида не все дома.