Нет, у Софьи Васильевны надежды на это не было, "пропавшего без вести" не сыщешь, места его не найдешь.
И время шло, дети росли, в душе была строка: "Вечная слава..."
Но этой весной появилось в их жизни новое, неожиданное, и вот они втроем здесь, в Завьяловске...
Началось это в Москве майским вечером. Две подруги сидели в черно-белой полутьме зрительного зала. Фильм был длинный, составленный из кинохроник, и девушки, посмотрев немного на экран, стали шепотом переговариваться об экзаменах, о том, кто и где будет летом. Неожиданно Лиза воскликнула:
- Папа!
Варя вздрогнула, ничего не поняла: этого не могло быть...
- Какой папа?
Но, взглянув на Лизу, подавшуюся вперед, и заметив в полумраке ее заблестевшие глаза, устремленные на правую часть экрана, Варя, перехватив ее взгляд, увидела там человека в меховой безрукавке, который, стоя в какой-то дощатой, грубо сколоченной люльке, куда-то медленно спускался на тонком тросе. Под люлькой появилась чернота, которая поползла вверх, а люлька, казалось, остановилась. Когда чернота заполнила весь экран, человек неловко перелез через борт люльки и пошел в темноту. Там, в глубине, показались бледные фонари и какие-то люди в телогрейках и полушубках. Некоторые из них сидели на корточках и пальцами, осторожно, словно боясь наколоться, отгребали что-то сыпучее.
На экране мелькнула надпись: "...и поднимались из пепла дома" - и вслед открылось- небо, белые облака, косогор с расщепленными, обугленными деревьями, от которых в ряд шли новые высокие избы с не покрытыми еще ребрами стропил.
Варя посмотрела на людей, которые ходили около ближнего дома или сидели с топорами на крыше, - того человека безрукавке тут не было. Она взглянула на Лизу и по ее глазам поняла: нет его. Да тут и в самом деле было все другое: и место, и люди, и время года - там в зимнем, а здесь в рубахах, в майках.
Ведь это кинохроника, - шепотом сказала Варя, объясняя не то себе, не то подруге, - из разных кусочков...
- Да... да... А ты видела, как он спускался? - Узкие глаза Лизы были сейчас круглы и блестели. - Я его сразу узнала.
- Но ведь его нет?
- Нет...
- Как же тогда?
Я не знаю... - Лиза снова стала смотреть на экран, точно ожидая объяснения. Но там все было другое и другое. - Ах, зачем мы болтали! Наверное, папа давно показался!
- Вот совсем и не давно! Я смотрела...
- Ничего ты не смотрела, а говорила!
- Нет, и смотрела!
Получалось, что Варя виновата, хотя Лиза говорила во время сеанса больше ее. На круглом, краснощеком лице Вари появилось недовольство, и полные губы ее вытянулись, но, понимая волнение Лизы, она легко взяла вину на себя.
- Все равно, - сказала она примирительно, - тебе придется смотреть эту картину еще раз.
Лизе это как-то не пришло в голову. Ей казалось, отец появился и исчез. А ведь можно смотреть еще и еще - с мамой, с Витькой.
Они вышли из кинотеатра. Над городом лежали поздние и редкие для мая мглистые от жары сумерки.
У белых тележек с газированной водой стояли молчаливые очереди, несмотря на поздний час, поливали улицы - пожилая дворничиха со строгим лицом обливала полуголых, в одних трусах, мальчишек, с визгом и смехом лезущих под белый, тугой жгут воды.
Вода попала и на Варю, и она тоже вскрикнула и засмеялась, но, взглянув на озабоченную Лизу, смолкла.
- Я не понимаю... Тебе радоваться надо, - сказала Варя, желая оправдать свой смех. - Ведь жив!
- Не может этого быть! Давно известно...
Лиза отвернулась и стала смотреть на витрину гастрономического магазина, мимо которого они проходили:
картонные консервные банки, деревянные сосиски, окорок из папье-маше... А дальше - пуговицы, флаконы, чулки... Начался другой магазин.
- Тогда, значит, ты перепутала, - тихо, в тон подруге, сказала Варя. Это не он, а только похож на него, тем более что стоял в профиль.
- Ну как не он! Когда улыбнулся, когда посмотрел вниз... Ну поворот головы, руки - все...
- Погоди! - Варя, блестя глазами, смело схватила подругу за руку и остановила ее. - Погоди! Ведь эту картину составляли из разных хроник, и там мог попасться кусочек, где твой папа снят раньше. Понимаешь, раньше, на фронте.
Но Лиза не поверила, как Варя рассчитывала.
Она внимательно посмотрела на простодушное, полнощекое лицо подруги.
- Папа пропал без вести в начале сорок четвертого года, - сказала она, продолжая путь, и Варя выпустила ее руку. - А здесь, в картине, восстановление после войны. Это раз. А второе - ты же видела, он не в военной уже форме, а в гражданской. И там, в этом черном подвале, что ли... тоже все невоенные люди.
- Ну, тогда, значит, он жив! - воскликнула Варя. - Я же тебе говорила! Жив! А ты говоришь-не может этого быть. Жив, и его можно найти.
Лиза и сама видела, что она запуталась в догадках.
И вдруг, несмотря ни на что, радость, что отец жив, радость, которую она все время от себя отгоняла, охватила ее. Неизвестно где, но жив. Папа!.. Она поедет к нему, увидит его... Но тут услышала: "...и его можно найти!"
Она прошла несколько шагов, смотря себе под ноги, потом - на ограду университета, мимо которого они проходили. Ломоносов, стоя на низком темном пьедестале, молча читал бронзовую рукопись.
- Нет, если он жив, - твердо сказала Лиза, - то ни я, ни мама его искать не будем. Зачем? Раз он сам...
К дому Лизы они подошли молча, и Варя, которая, еще выходя из кино, мечтала первой, прямо с порога, выкрикнуть: "Софья Васильевна! Мы только что видели Михаила Михайловича!" - сейчас решила не идти в дом, хотя и очень хотелось посмотреть, какое впечатление произведет эта новость. Ей, как и Лизе, было шестнадцать лет, и женское любопытство жило в ней уже не первый год. Но Варя понимала: в семье у Лизы сейчас будет или напоминание о старом горе, или новое горе - она тут лишняя...