"Все это пустяки! - подумала она, отходя от портретов. - Был бы жив... Папа!"
У нее вдруг навернулись слезы на глаза. Может, от этого не сказанного, но как бы воскликнутого внутри "папа", может, от какой-то жалости к отцу или недовольства собой: вдруг его нет в живых, а она чего-то спрашивает с него, будто осуждает его...
Чтобы скрыть слезы, она подошла к окну и незаметно утерла их. Слышно было, как за спиной старик снова занялся чаем. Вот просохнут глаза, и она пойдет. За окном виднелся берег, ведущий к пляжу, пустая, без плотины, река, остановившееся в жарком небе облако.
Вода отливала синевой, казалась холодной, и Лиза, заметив женщин, идущих к пляжу, пожалела, что не взяла с собой полотенца - рядом ведь совсем... "Да можно и без полотенца". Она пошла к двери. Старик одним пальцем касался какой-то дощечки, лежащей на столе, касался осторожно, словно пробовал, не горячая ли.
- Это что? - спросила Лиза, останавливаясь.
Дощечка оказалась тонкой мраморной плиткой, на которой были выбиты и покрыты золотом слова: "Солдат Д. Зайченко". Рядом лежала другая такая же плитка: "Солдат Ф. Бутузов".
- Да вот смотрю, золото высохло, не липнет ли, - отозвался старик. Сейчас вот наши после обеда придут, будут доканчивать, - кивнул он на третью, в стороне, плитку, где было выбито, но еще не покрыто золотом: "Лейтенант А. Кузнецов". - Послезавтра, к открытию шлюза, требуется.
- Они шлюз строили?
- Нет, милая, они ничего не строили, они станцию спасали! - В глазах старика был отблеск какого-то давнишнего волнения или испуга. - Если бы не они, то им бы, - он кивнул на портреты строителей, - и плотину, и шлюз, и всю станцию надо было бы заново строить. Не то что бычков там не хватило бы, а ровным счетом с гладкого места пришлось бы начинать!
За дощатой стеной раздались голоса пришедших с обеда людей, и Лиза, простившись со стариком, поспешила выйти. Тут же, за домиком, началась тропинка на пляж, вскоре и он открылся - узкий, длинный, желтозеленый: полоса песка и травы - обычный речной пляж.
Лиза теперь вспомнила, что фамилии солдат "Зайченко"
и "Бутузов" она видела на деревянной доске, прибитой к одному из бычков на правом берегу. И вспомнила, за что:
перерезали взрывной немецкий кабель. Ей было приятно, что эту временную надпись сейчас перевели на мрамор.
Она дошла до женского пляжа и, не выбирая места, разделась, села на горячий песок, положила подбородок на круглые колени и так, Алёнушкой, стала смотреть на воду, на мелкую речную волну...
Глава шестая
"У КОГО ДЕТИ - УЙДИТЕ!"
Когда Павеличев подходил к гостинице, он примеривался, как, передавая по телефону заказ Никодимцева на пропуск, поудобнее спросить у этого Шувалова: не он ли?
Придя в гостиницу, он нашел у себя на кровати записку:
Куда ты пропал? Приехали цветники? Мы все у Ген.
Тих. Сейчас же приходи!
Это было, конечно, событие. Приезд на открытие шлюза новой киногруппы, которая будет делать цветную съемку, потребует перестановки сил.
Видимо, приход Павеличева был услышан. На пороге, быстро распахнув дверь, показалась рыжеволосая, некрасивая, но статная девушка лет двадцати, в светлозеленом комбинезоне с большим квадратным карманом на груди. Это была Лариса - тоже студентка кинооператорского факультета.
- Ты что же стоишь? - накинулась она. - Цветники приехали!
- Знаю, прочел. Я только что пришел.
- Съемочные точки придется менять, уступать.
Представляешь! -.добавила она, блестя глазами.
Сбросив с плеча полотенце, Павеличев перед мутным гостиничным зеркалом наскоро расчесывал густые, свалявшиеся на пляже черные волосы.
- Догадываюсь...
- Догадываешься? - Она зло усмехнулась и почему-то перешла на шепот: А зачем? Мы первые приехали, мы выбрали точки. Пускай сами устраиваются!
А наш Геннадий Тихонович расшаркивается: "Пожалуйста, пожалуйста!"
Она склонила голову набок - рыжие волосы упали на плечо, - выпятила нижнюю губу и сделала рукой пригласительный жест. И этого уже было достаточно, чтобы Павел узнал в ее изображении невозмутимого, уступчивого руководителя своей съемочной группы.
- Но у них, Лариса, тоже работа, - сказал он, куском мела натирая белые парусиновые туфли. - Им тоже надо...
- Очень хорошо! - Она пристально и лукаво посмотрела на его согнутую спину. - Стрельчатый кран им уступаешь? - вдруг спросила она.
Павеличев, не добелив туфлю, разогнулся.
- Почему же обязательно стрельчатый? - хмуро сказал он.
- Нет, ты мне отвечай прямо: стрельчатый уступаешь?
Место на кране, который они звали "стрельчатым", стоящем на выходе из шлюза, давало возможность снимать и панораму, и общие, и даже средние планы. Выгодно' было и направление: пароход, который первым проходил вновь открытый шлюз, шел прямо на оператора. Павел сразу по приезде облюбовал это место, и руководитель группы оставил его за ним.
- Если цветникам надо высокую точку, - сказал он, неуверенно принимаясь за другую туфлю, - то пусть возьмут портальный кран. И места там хоть на сто человек хватит, и неплохо. Ты же на портальном будешь работать? Там неплохо! - повторил он.
Лариса засмеялась, и некрасивое лицо ее стало круглым, в розовых ямках.
- Ах, портальный! Все ясно! Все ясно! - Схватив Павла за волосы на макушке, она потянула вверх, как бы отстраняя Павеличева от туфель. - Ну что ты копаешься? Идем на собрание! К чему этот блеск? - Она не переставала смеяться и тянуть за волосы. - Идем, великодушный! Идем, гусь... стрельчатый!
Павел резко, сердито мотнул головой, освобождая волосы, и, покраснев, сведя брови в линию, разогнулся.
- Ну, хор-рошо! - Голос срывался. Павеличев со злостью бросил мел в угол комнаты. - Хорошо... Я уступаю им стрельчатый кран! Поняла? Уступаю...
Она перестала смеяться, но на губах, как пенка на остывающем молоке, еще подергивалась неровная затихающая улыбка.
- Ну и глупо! - помедлив, сказала она. - Да и кто тебе это позволит? Мы тоже снимаем не из личного интереса! Ты сейчас у Геннадия Тихоновича об этом и не заикайся! Ну, пошли же!
Стрельчатый кран, конечно, сразу привлек "цветников", но все сразу уладилось. Чернобородый режиссер, который руководил вновь приехавшей группой, повел себя неожиданно деликатно. Он не только не стал претендовать на "макушку" крана, но даже и не спросил, занята ли она. Зная, что, конечно, занята, он ловко, по-обезьяньи, перебирая и руками и ногами, поднялся на середину стрелы крана и, медленно поднося руку к глазам, огляделся. Потом, пятясь, стал спускаться.