Но началось не сразу. Кузнецов, кивнув на потемневшие окна, попросил лампу. Принесли настольную лампу. Но шнур оказался короток, и появилась другая лампа, с большой связкой шнура. Осторожно распуская шнур, белобрысый паренек, принесший лампу, пятясь, дошел до штепселя.
Пока налаживали свет, Лиза не отрываясь смотрела на Кузнецова. Услышанное не предвещало надежды.
Мины какие-то... Но поняла одно: и среди чужих людей, и на чужом месте отец был такой же, как дома. Но вчерашний гранит не за это же!.. И тут подступало какоето новое чувство к отцу, которое она не могла понять.
Она искала только отца, Павел - какого-то майора, но вчера - гранит, сегодня - люди в зале. Что же это, курс - норд?..
Рядом Витя говорил:
- ...надо было бы сделать сильный миноискатель.
Ну, как ружье и пушка: ружье железо не пробивает, а пушка пробивает...
- Ах, оставь, пожалуйста!
Под рукой в кармашке платья Лиза вдруг нащупала две забытые конфеты, данные матерью ей и Вите. Она, не глядя, вынула их, подержала на ладони и снова спрятала.
- А мне? - Витя потянулся к кармашку.
- Чего? А!.. Да возьми!
Лампа на столе зажглась. Лиза отдала конфеты и, строго взглянув на брата, отстранилась - Кузнецов с тетрадкой в руках подсаживался к лампе...
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСЕЙ
2 февраля 1944 г.
Мы стали ждать старика сироту. Жителей мы опрашивали и раньше, но никто из них близко не видал, что делали фашисты: стояла охрана. Говорили, что работа была и днем и ночью. Минную камеру, надо полагать, бетонировали не днем. Отверстии никто из них не считал, видели их издалека, мельком и на наши расспросы отвечали: "Много". И вот какой-то старик сосчитал...
Он явился на плотину вчера же, часа два спустя после Иванцова. Лейтенант Иванцов, как ни был взволнован, все же догадался записать его адрес и сказать - непременно прийти на плотину. Старика звали Тихон Савельевич. Мы встретили его ласково, расспрашивали внимательно, но, конечно, он не мог указать, где находится одиннадцатое. Единственное, что было в какой-то мере ценно, - это то, что все одиннадцать отверстий, по словам старика, "лежали в ряд". И, значит, новое надо искать на том же уровне.
Майор слушал Тихона Савельевича как-то странно: с одной стороны, любезно, внимательно, с другой - недоверчиво. Расставаясь со стариком, Михаил Михайлович распорядился, чтобы Тихону Савельевичу дали пообедать в нашей столовой, и, пожав ему руку, горячо поблагодарил за сведения.
Вчера и сегодня были заняты поисками. Одиннадцатого или нет, или оно хорошо скрыто. Во всяком случае, цветом бетона, как пять заделанных отверстий, оно не отличается. Надо искать его границы. Но столько швов, и вертикальных и продольных, от старой, нашей еще опалубки!..
4 февраля
Одиннадцатого нет, но работа в десяти туннелях идет вовсю. Не знаю, не поверил майор Тихону Савельевичу или отложил поиски, но весь народ поставил на вскрытие донных отверстий. Иванцов еще раз съездил в город и действительно привез пневматику. Майор похаживает от отверстия к отверстию. У него такой вид, словцо он смущен тем, что руководит, а не сам отбивает бетон.
5 февраля
Получил общее письмо от Бутузова и Зайченко.
Спрашивают: когда я вернусь в часть, как жизнь на гидростанции, какие идут работы, нашли ли что в верхней потерне. Я показал письмо Михаилу Михайловичу.
Он их не застал, не знал.
- Хозяйственные мужики! - сказал он. - Перерезали кабель, сделали какую-то работу и теперь справляются, была ли от этого польза... Но почему-то, вроде вас, думают тоже о верхней потерне!
6 февраля
Со вчерашнего дня перешли на трехсменную работу и в заделанных туннелях. Углубились уже настолько, что можно на ночное время позади себя ставить светомаскировку из фанеры и плащ-палаток. В полузаделанных ночная работа была и раньше.
Затрудняет вынимаемый бетон. Самое, конечно, простое - сбрасывать его в нижний бьеф. Но зачем засорять реку! А лома немало и впереди еще больше будет.
Но мелочь все же сыплем - это река унесет. Крупное поднимают в люльках краны, стоящие на проезжей части плотины. Но это двойная работа. Оттуда надо лом увозить машинами. Кроме того, строители препираются с нами из-за кранов. И это верно: два так стоят, что им мешают...
Особенно смущает это майора. Говорят, что война всех равняет, накладывает общий отпечаток. Не замечал этого. По-моему, каждый приходит на войну со своим миром. Михаил Михайлович, вероятно, и раньше в жизни не мог представить, как это он живет, работает, двигается и кого-то стесняет, кому-то мешает. Так и тут он, с кранами...
Иванцов с загадочным лицом, ничего не объясняя, отпросился с работы на два часа. Не привез бы он нам двенадцатое отверстие!
7 февраля, 3 часа ночи
Только что вернулся домой. Ну и ночь!
В одиннадцать часов вечера я сдал смену старшему лейтенанту Карнауху и в двенадцатом часу пришел к майору с обычным докладом о работе. У нас отставала работа на девятом и четвертом отверстиях (мы их пронумеровали подряд, начиная с левого берега). Майор также спросил о седьмом. Это было естественно - оно вчера тоже отставало. Я доложил, что дела там пошли лучше.
Мы заговорили о транспортировке бетонного лома.
Михаил Михайлович заметил, что лучше всего была бы проложенная по мосткам узкоколейка с вагонетками, и то и другое есть в немецких брошенных складах на правом берегу. Но куда дальше - берег крут и высок, а транспортера нет! Я сказал, что можно попытаться краном, стоящим уже не на плотине, а на берегу, вытаскивать вагонетки наверх, на берег. Это нехитрая идея, в которой, кстати, я был не очень уверен, так как отчетливо не представлял, как пойдет стрела крана, принесла истинное удовольствие Михаилу Михайловичу.
И я понял, почему: он не будет "мешать жить" строителям. Он попросил меня завтра же попробовать, - конечно, пока без узкоколейки, с одной вагонеткой.
Михаил Михайлович в мягких туфлях, надетых вместо сапог, похаживал по своей неуютной комнате: кровать, три стула, стол, столик с телефоном, голые стены... Только у стола было как-то потеплее - горела керосиновая лампа с зеленым абажуром, лежали книги, чертежи. Может быть, он поймал мой взгляд, устремленный на лампу, и потому тоже посмотрел на нее.
- Да, вот под боком первоклассная, мировая гидростанция, - задумчиво произнес он, - а тут... керосин! Негодяи!..