Они прошли в секционную.
На столе лежал закрытый простынью труп. Сбоку, у окна, негромко плакала женщина в черном, вдова убитого. Брат убитого — личность из тех, которые обычно не запоминаются, молча сидел рядом.
Тут же находился и Бураков. Он заканчивал писать.
Анна Мурадова откинула простыню с головы — лицо Сейфуллина было изрешечено дробью.
— Множественное попадание дроби… Выстрел в упор или с близкого расстояния…
— Вы подозреваете кого-нибудь? — спросил Бураков у вдовы.
Женщина заплакала, брат сказал только:
— Кого мы можем подозревать? Врагов у него не было…
— Когда он ушел из дома? — спросил Тура. Ветлугин-брат посмотрел на вдову, потом сказал:
— Вторые сутки…
— Он не говорил, куда уходит? Зачем? — спросил Тура. Ответила женщина:
— Я была на работе.
— Дети есть у вас?
— Двое. Они сейчас в пионерском лагере… — Она снова расплакалась.
Тура обернулся к брату:
— Где вы обнаружили труп?
— Недалеко от метеостанции…
— В воде?
— Да.
— А почему вы решили искать его там? — Мужчина задумался:
— Не знаю, словно подсказало что…
— Я возьму объяснения, товарищ подполковник… — сказал Бураков. — И приеду!
Тура и Мурадова вышли во двор. Анна вынула из халата сигареты, Тура чиркнул зажигалкой.
— Какой сегодня длинный день, — сказала она. — И конца не видно!
— У меня тоже. Даже шашлык «Дружбу» не поешь…
— Хотите напроситься на ужин?
— Хочу…
Она поколебалась.
— Хорошо. Принимается…
Коридоры водной милиции заполнили рыбаки — молодые и старые, но все одинаково загорелые, с обветренными лицами; громкоголосые, тяжелые, сильные.
В кабинете перед Турой сидел Багиров, видавший виды старик-рыбак. Отвечая Туре, он время от времени оглядывался на дверь, боясь, что его могут подслушать. Было заметно, что ему нравится играть с Турой в кошки-мышки.
— Я вижу, Багиров, вы не очень-то многословны, — заметил ему Тура.
— Браконьер — это профессия на всю жизнь… Когда человек на моем месте начинает разговаривать с милицией, язык у него становится длинным и извилистым, как Военно-Грузинская дорога… Этому меня шесть лет учили…
— И меня.
— Я слышал — говорили! А где освобождался?
— В Бутырках.
— Значит, стоит еще?
— Стоит. Даже новый женский корпус построили… За медпунктом.
— Правильно! Мне тоже говорили! — Бураков открыл дверь.
— Одну минуту, — сказал ему Тура.
Бураков понимающе кивнул головой. Закрыл дверь. Браконьер поймал взгляд Туры, пальцем поманил его ближе.
— Ты вечерком возьми машину да прогуляйся по берегу, где Рыжего подстрелили… Многое поймешь.
— А Мазут? — спросил Тура. — Где он может быть?
Браконьер с секунду смотрел на него, мигнул, сказал тихо:
— Ты съезди на Осыпной. К старику прокаженному — к Кериму. Может статься, что и Мазут там…
— Они дружат?
— Бывает…
Старик закончил шепотом:
— Прокаженный Керим все знает. Но я тебе ничего не говорил. И больше меня не вызывай. Все. Мне еще внуков поднять надо…
Он пошел к выходу. Дверь за ним еще не закрылась, как зашел Бураков. Он мельком внимательно взглянул на Туру.
— Что-нибудь новое?
Тура покачал головой:
— Нет…
— Я чего зашел, — начал Бураков. — Полковник Агаев звонил, просил выбрать время заехать к нему…
— Ясно.
Бураков помолчал, потом нерешительно сказал:
— Вы меня извините, Тура Саматович, я хотел совет вам дать. От души!
— Ну, говори…
— Вы здесь человек новый, а я вырос, всю жизнь здесь прожил. У нас здесь нравы дикие, и на советы людей вокруг полагайтесь осторожно, вы себе больше доверяйте.
Саматов покачал головой:
— Ну, так я и к твоему совету должен осторожно относиться.
— А вы и отнеситесь осторожно. Но я все-таки скажу. В Библии, — он ткнул в потолок, — записано: «Не будь слишком грешен, но и не будь слишком праведным…» Вы еще только появились, а уже нажили врага себе. И какого! Директора Сажевого комбината Кудреватых! Да это фигура союзного масштаба… Он в этих делах может вам помощь оказать! И какую! А вы остановили и обыскали машину его снабженца… Вахидова… Мы здесь охотимся за браконьерами, а не за начальством! Нам с ним все равно не справиться! Это я честно, по совести…
— И я тебе честно. Ты увидишь Кудреватых? Или будешь с ним говорить?
— Я с ним часто разговариваю.
— Передай, чтобы он шел к едреной матери. Со своей сажей. А с браконьерством я сам разберусь…
В дверях показался начальник Рыбоинспекции Кадыров.
— Последние новости. Умара Кулиева за поджог и убийство приговорили к расстрелу… Теперь эти твари поутихнут! Подыхать никому не хочется!
Вдова Сейфуллина стояла у окна в своей квартире и смотрела в пустой двор, в котором ее оставил одну погибший муж.
Квартира была маленькая, с дешевой мебелью, с домоткаными половиками. Над кроватью висели фотографии — ее и мужа. Портрет Сейфуллина был в траурной рамке.
Внезапно позади скрипнула дверь — кто-то шел по квартире.
Сейфуллина вздрогнула.
На пороге стоял Садык Баларгимов — глава браконьерской мафии Берега. Он выглядел весьма респектабельно, хотя и не без уголовного шика.
— Сашка не вернулся с охоты? — спросил он у вдовы. Она молча, с ужасом смотрела на него. Потом кивнула на траурную рамку вокруг портрета.
— Э-э… А я-то думал — он выплыл! Только не заявляется! Пьянствует где-нибудь… С радости…
Баларгимов прошел во вторую комнату, осмотрелся. На столе лежала тетрадка, рядом — ручка.
— На меня пишешь? — он кивнул на тетрадь. — Нашептали уже… Люди у нас такое наговорят — диву даешься.
— Это от детей осталось, — через силу выдавила Сейфуллина. — В пионерлагере они…
— Садись, сестра, — пригласил ее Баларгимов. И сам сел — на корточках. У стены. — Запомни. Вот как дело было… Мы с ним на охоту пошли. На качкалдаков. Ночь, а оба пьяные, с ружьями. И перевернулись… Ружье у него ударилось о лодку и выстрелило… — Баларгимов поднялся, прошел по комнате. — и говори, если хочешь здесь жить. А не нравится — езжайте к себе. Никого не держим. Страна у нас большая, все равно вы чужие тут. И о детках своих подумай. Как бы с ними чего не случилось. А то овдовеешь ты, сестра, еще раз — и окончательно. На… Тут на первое время. На расходы… — Он бросил на стол толстую пачку денег.
Дачи, в которых жило руководство области, были окружены забором. У ворот дежурил работник милиции. За воротами стояли уютные двухэтажные коттеджи, утопавшие в зелени.
Тура и Агаев разговаривали за столом в светлой огромной гостиной. Из нее вело несколько дверей. Жена Агаева — из жен, главная обязанность которых — состоять при муже; — придвинула ближе к Туре стол на колесиках.
— Пожалуйста, Тура…
Агаев налил чаю в пиалу, подал Туре.
— Прошу тебя… — Он продолжал прерванный женою разговор. — Сложность в том, что здешние люди — рыбаки. Аллах разрешил употреблять рыбу в пищу, а значит, и рыбную ловлю. Сейчас мы им запретили это, а сами не обеспечили их никакими продуктами. Ты видел, что у нас в магазинах… Пустые полки… Мы делаем их преступниками, сажаем… А они по-своему выполняют продовольственную программу…
— Ты совсем Туру заговорил… — улыбнулась жена Агаева. — Берите сладости, Тура. Здесь изюм, орешки…
— Мы сейчас, Лора… — отстранил ее Агаев. — И, конечно, Рыбоинспекция в очень тяжелом положении. Раскрыть убийство Пухова будет очень трудно!.. Браконьерский промысел носит организованный характер. Берег и море поделены между шефами лодок…
— Целое браконьерское производство…
— Государство в государстве. А во главе стоит хозяин Берега. Обычно с богатым уголовным прошлым. Он железной рукой наводит порядок…
— И высокое начальство знает об этом?
— Безусловно! Вот погоди, скоро они соберутся тут на мой юбилей…
— По-моему, он у тебя осенью.