Назвал Нефедов и тех людей, что приезжали на «БМВ».
Слушая сообщение о новых итогах расследования и знакомясь с показаниями свидетелей, Меркулов предложил всю дальнейшую работу с «псковской» бригадой возложить на плечи Управления Федеральной службы безопасности. И сделал это в некотором смысле даже из соображений политического порядка, что и объяснил Виктору Петровичу, но позже и с глазу на глаз, чтоб тот, часом, не обиделся.
Ну, во-первых, Иван Семенович Мохов, как уже становилось ясно, крепко проколовшийся со своей версией «чеченского следа», получал, таким образом, возможность отличиться и тем самым как бы реабилитировать свою службу после допущенных промахов. Во-вторых, этим указанием Меркулов как бы компенсировал Мохову его уязвленное самолюбие, когда своим первым заместителем в оперативно-следственной группе назначил не главного фээсбэшника, не областного прокурора и даже не начальника ГУВД, а его зама — Виктора Гоголева. Как принять спокойно такое решение! Не было никакой необходимости обострять в группе нормальные рабочие взаимоотношения. Теперь третье. Одно дело, когда с братвой работает милиция, и совсем другое — когда ФСБ. Уровень, так сказать, который и должна оценить прежде всего сама братва. Тут особо не поторгуешься. И, наконец, последнее. Все дальнейшие мероприятия и допросы должны проводиться при обязательном присутствии самого Меркулова либо Гоголева. Вот так, а теперь действуйте, ребятки, но сильно носы свои не задирайте!..
— Значит, ты не обижаешься? — еще раз уточнил Меркулов, когда они остались с Виктором вдвоем.
— Побойся Бога, Константин Дмитриевич, какие могут быть обиды!
— Вот и отлично, а теперь выкладывай свои соображения. Вижу, у тебя уже созрела собственная версия.
— Есть маленько... — улыбнулся Гоголев.
Он уже пробовал представить себе, как Максим Масленников разрабатывал свой совершенно элементарный и одновременно потрясающе хитроумный план, построенный в буквальном смысле на том, что в данный момент оказалось у него под рукой. Но при этом следовало обладать еще и достаточно изощренной фантазией, а также изрядным знанием психологии. У Масленникова недостатка в этом не было.
А дальше выстроилась в некий ряд цепь случайностей, которая в конечном счете и определила ту закономерность, что и привела к удаче.
Не прицепись Гоголев к сержанту Новиченко с ненужным, в общем-то, фотороботом и не заставь он милиционера изобразить на листе бумаги лицо той «незнакомой, но кого-то отдаленно напоминающей» женщины, ни у кого так и не возникли бы ассоциации портрета на «фотке» с бомжихой. А ведь она была многим, в том числе и самому сержанту, определенно известна, однако ее истинный, человеческий облик представляли себе немногие. И, главным образом, как оказалось, ее сотоварищи-бомжи. Но их-то кто станет всерьез расспрашивать?.. Вот на такую реакцию «стражей порядка», среди которых и должна была в нужный момент и на считанные секунды появиться женщина в форме капитана милиции, и рассчитывал тот, кто задумывал операцию. Все в округе знали «грязную нюхалку», Нюрку-ваксу, но ни один человек, возможно, даже не задумывался, что и она когда-то была отнюдь не самой несимпатичной женщиной, и не с вонючими патлами, а со светлыми кудряшками на голове.
И вот ей на короткое время вернули прежний облик, «кого-то отдаленно напоминающий», качественно накачали наркотиками, приучая к безоговорочному послушанию, а в нужный момент начинили взрывчаткой и послали в назначенное место. Вряд ли она понимала, что делала. Да и вообще что-нибудь понимала. Это был уже робот, предназначенный к самоуничтожению. И этот процесс определяли, в прямом смысле, секунды, когда внимание остальных «стражей» отвлечено на главное: вон они, едут! Тем более что, судя по той же реакции сержанта Новиченко, и отдаленная похожесть на кого-то, и капитанская форма вопросов не вызывали. Точный психологический ход.
И самое главное. Вся акция подстроена под «шахид- ку». Искать бомжиху никому и в голову не придет, она давно исчезла, нет ее вообще. «Крыша» выполнила заказ клиента и отправила ее за тридевять земель. Значит, и подозрение в организации покушения на шоссе никоим образом не может пасть на Максима Масленникова. Уж он-то здесь при чем? Значит, спишут на удобных «чеченцев». Что, кстати, и произошло.
А вот серьезное предупреждение «бывшему члену консультативного совета» между тем прозвучало достаточно громко и с явным намеком на то, что это было именно конкретное предупреждение, после которого могут быть предприняты куда более радикальные действия. И пример с дерзким расстрелом на набережной Москвы-реки — наглядное тому подтверждение. А также демонстрация того, что пока обида за отказ в помощи отчасти как бы утолена. Но не надолго, а лишь на время, необходимое верховной власти для раздумий и принятия наконец нужного господину Масленникову решения. И это уже не просто запредельная наглость потерявшего всякую способность к логическому осмыслению действительности человека, это — неизлечимая болезнь. Такой вот диагноз.
Меркулов не нашел в версии Виктора Петровича серьезных изъянов и предложил все усилия теперь сосредоточить на поиске тех, кто подготовил и соответствующим образом экипировал самоубийцу. Имелись ведь уже у следствия имена тех братков, что увозили Нюрку-бомжиху, ни фамилии, ни иных паспортных данных которой, оказывается, никто даже в местной милиции не знал, не говоря о бомжах. Вот с этих «псковских», как они себя гордо именовали, и начинать.
А что, Виктор, дело-то наконец сдвинулось, и хорошо! Вот и объекты противостояния, похоже, определяются. Интересно, что там у Сани? Надо будет вечерком созвониться...
5
Володя Поремский пил ежевичный чай из пакетика с ежевичным же засахаренным вареньем. Небольшая продолговатая комната в многосемейной коммуналке, типичной для большинства старых петербургских квартир, была тесно заставлена громоздкой, а то и просто древней мебелью. И располагалось это жилье с окном, выходящим в узкий колодец двора, на четвертом этаже такого же мрачного, как и вся атмосфера вокруг, дома на Моховой улице. Проживала здесь Алевтина Константиновна Власьева, родная тетка и, возможно даже теперь, последняя из рода, к которому принадлежала и балерина Светлана Волкова.
Собственно, пришел он сюда совсем не чай пить не получать эстетическое удовольствие от неторопливой беседы на изысканно правильном русском языке с попутной демонстраций застекленных гравюр и фотографий вековой давности. Владимир, в сущности, принес трагическую весть о пропаже Светланы, но сразу сказать не решился, а теперь уже язык как-то не поворачивался. И он счел пока за лучшее промолчать, не разбивать сердце воинственной старушки, а попытаться побольше выведать у нее самой о Светлане. О ее пристрастиях, подругах, друзьях, может быть, даже и любовниках — у людей искусства ведь даже тайные связи чаще всего носят публичный характер.
Для тетки эта тема была не то чтобы интересной, но отчасти знакомой, и она легко назвала Поремскому несколько звучных фамилий, даже вспомнила адреса их, а потом вдруг с подозрительным интересом спросила: зачем это все ему? Ведь, насколько ее информировали из Москвы, со Светланой сейчас все в порядке? Или, может быть, у нее снова появились временные трудности и она нуждается в поддержке видных работников искусства? Ни о каких спонсорах тетушка не знала, а если знала, то не желала распространяться на эту скользкую тему.
Вот тут и пришлось сказать правду. А затем долго разыскивать в многочисленных сумочках с бесконечными кармашками пластинку с капсулками нитроглицерина, которая, естественно, лежала на самом видном месте — у зеркального трюмо.