Словно по заказу "жучок", что стоял в квартире, стал передавать все нарастающий рев младенца, который снова принялся за свое дело. По лицам этих пятерых я понял, что не только бандиты от этого рева осатанели.
– Сорок минут назад, – сказал Пучинелли, уменьшая громкость воя младенца, – басовитый бандит позвонил мне и сказал, что они выйдут, но только на определенных условиях. Никакого самолета не надо – они отказались от этой затеи. Они хотят только быть уверенными, что в них не будут стрелять. Минут еще через двадцать... то есть час спустя после того, как они позвонили... они сказали, что выйдет мамаша с ребенком. Затем один из похитителей. Нигде, ни в одной квартире карабинеров быть не должно. На лестнице тоже, также у передней двери и на тротуаре. Мамаша с ребенком выйдут на дорогу, за ними – первый бандит. Оружия у него не будет. Если его возьмут спокойно, то выйдет один из детей, затем, через некоторое время, их отец. Если второй бандит будет уверен, что ему ничто не угрожает, он выйдет со вторым ребенком на руках. Без оружия. Мы должны взять его тихо.
Я посмотрел на него.
– Они сами все так решили? Или ты подслушал их план через "жучок"?
Он покачал головой.
– Я ничего не слышал.
– Они позвонили уж слишком быстро после того, как Алисия вернулась.
– Подозрительно быстро.
– Ты будешь искать рацию?
– Да. – Он вздохнул. – Последние дни мы сканировали радиочастоты.
Результатов никаких, но я пару раз до того подумывал о том, что бандитам давали инструкции.
Инструкции от разума, холодного и наглого, подумал я. Жаль, что такие мозги принадлежат преступнику.
– А что они намерены сделать с деньгами?
– Оставят их в квартире.
Я глянул на экран, который показывал, где находится сигнал от кейса с деньгами, но было темно. Я наклонился, щелкнул переключателем, и на экране послушно возник сигнал. Четкий и устойчивый. По крайней мере, выкуп все еще там.
– Я бы хотел подняться, как представитель синьора Ченчи, – сказал я, – чтобы удостовериться в том, что деньги в целости и сохранности.
– Ладно, – ответил Пучинелли, подавляя раздражение.
– Это очень большая сумма, – рассудительно сказал я.
– Да... да, полагаю, что так. – Он ворчал, как я понимал, отчасти оттого, что был сам по себе человеком честным, а отчасти оттого, что он был левым. Такое богатство в руках одного-единственного человека было для него оскорблением, и ему было наплевать, потеряет ли Ченчи эти деньги.
Окна квартиры через улицу напротив были все еще закрыты, хотя день был жарким.
– Они что, так их и не открывали? – спросил я. Пучинелли окинул дом взглядом.
– Бандиты открывали окна на короткое время, когда мы на рассвете выключали прожекторы. Но шторы и тогда были задернуты. В остальных квартирах сейчас уже никого не осталось. Мы вывезли всех ради их же безопасности.
Внизу на дороге возникло какое-то движение. Большую часть полицейских машин отогнали, освободив место. За парой оставшихся притаились карабинеры.
Металлические загородки на улице удерживали зевак. Телефургон был вроде бы закрыт. Пара-другая фоторепортеров сидели на земле в его тени, попивая пиво из банок.
Безо всякого предупреждений из дома вышла молодая женщина с младенцем, прикрывая рукой глаза от яркого солнечного света. Она была вся взъерошена. К тому же на последних месяцах беременности. Пучинелли вскочил как ужаленный, глянул на часы и выбежал из "Скорой".
– Рановато они, – сказал он. Я следил за ним сквозь темное стекло.
Он сразу же зашагал к женщине, взял ее под руку. Она повернула к нему голову и тут же начала падать. Пучинелли подхватил младенца и яростно закивал головой своим людям за машинами.
Один из них бросился вперед, бесцеремонно поставил теряющую сознание женщину на ноги и затолкал в одну из машин. Пучинелли брезгливо посмотрел на младенца и понес его на вытянутых руках следом за мамашей. Отдав его, он с отвращеньем отер руки платком. Фотокорреспонденты и телефургон сразу же ожили, будто их к сети подключили. Из дома вышел пухлый молодой человек, сделал три шага и поднял руки вверх. Пучинелли, спрятавшись теперь за второй машиной, просунул руку в окно, вытащил мегафон и заговорил:
– Лечь лицом вниз! Ноги в стороны! Руки вытянуть!
Пухлый юнец немного помедлил, будто собирался вернуться назад, затем сделал как было приказано. Пучинелли заговорил снова:
– Лежи тихо. В тебя не будут стрелять.
Повисло долгое напряженное молчание. Затем на улицу вышел мальчик лет шести, в шортиках и рубашке, в ярких бело-голубых кроссовках. Его мать отчаянно замахала ему в окно машины, и он бросился к ней, оглядываясь на лежащего на земле человека.
Я включил на полную мощность сигнал от "жучка" в квартире. Однако там по-прежнему не было слышно никаких разговоров, просто кое-то хрюканье да шум непонятных передвижений. Через некоторое время и они затихли, а вскоре на улицу вышел молодой человек со связанными за спиной руками. Его шатало, вид у него был изможденный, подбородок зарос щетиной. При виде лежащего на земле похитителя он застыл на месте.
– Идите к машинам, – сказал в мегафон Пучинелли. – Вы в безопасности.
Казалось, мужчина просто не способен двигаться. Пучинелли, снова подставляясь под возможный огонь преступника, спокойно перешел через дорогу, взял его за руку и завел за машину, в которой сидела его жена.
Психиатры, наблюдавшие за сценой, качали головами, осуждая поведение Пучинелли, – они не одобряли такой отчаянной отваги. Я взял лежавший на скамье бинокль и навел его на окна напротив, но там не было заметно никакого шевеления. Затем я глянул на зевак у загородки на улице, пристально рассмотрел фотографов, но там не было никого похожего на того человека, которого я встретил на стоянке у дороги.
Я положил бинокль. Время тянулось бесконечно, было жарко и тихо, и я, как и все остальные, стал подумывать, уж не случилось ли в последнюю минуту – какого-нибудь несчастного случая, который сорвет все дело, и преступник не сдастся. "Жучок" молчал. На улице все застыли в ожидании. Прошло уже сорок шесть минут с того времени, как вышла мать с младенцем. Пучинелли заговорил в мегафон – твердо, но без угрозы.
– Вынесите ребенка. Вам не причинят вреда.
Ничего не произошло.
Пучинелли повторил приказ. Ничего.
Я подумал о карабинерах, об отчаянии, о самоубийстве, убийстве и злобе.
– Ваш единственный шанс когда-либо выйти из тюрьмы – это если вы выйдете, как было условлено.
Никакого результата. Рука Пучинелли с мегафоном скрылась в окне машины, и он снова появился с пистолетом в руке. Он засунул его за пояс сзади и без особой суеты пошел прямо через улицу к двери дома. Психиатры разинули рты и стали возбужденно жестикулировать, а я подумал – интересно, хватило бы у меня духу поступить в подобных обстоятельствах так, как Пучинелли?
Выстрелов не было. По крайней мере мы не слышали. Вообще никаких звуков не было слышно. Просто опять повисло тягостное молчание.
Карабинеры за машинами начали опасно беспокоиться из-за того, что их начальник не возвращается, и уже поглядывали друг на друга, размахивая карабинами. Инженер в "Скорой" еле слышно матерился, а "жучок" все молчал.
Если в ближайшее время ничего не произойдет, то мы будем иметь еще одну бешеную, разрушительную, неподготовленную атаку.
Затем в дверях внезапно появилась какая-то фигура. Дюжий мужчина нес девочку на одной руке – легко, словно перышко. За ним вышел Пучинелли.
Пистолета в его руке не было. Он показал на первого похитителя, так и лежавшего, пластом на земле, и здоровенный бандит с яростным непокорством во взгляде перешагнул через него и опустил девочку на землю. Затем сам лег, распластавшись, а девочка, только-только научившаяся ходить, постояла некоторое время, глядя на него, а затем тоже улеглась на землю, словно это была игра.