Пучинелли позвонил двумя днями позже. Настроение у него было хорошее.
Он сообщил, что за женщиной, получившей вознаграждение, проследили до самого ее дома, не вызывая подозрений. Оказалось, что она жена человека, отсидевшего в тюрьме два срока за нападения на спиртовые склады. Соседи говорят, что он ухлестывает за девушками, а жена у него чертовски ревнива. Пучинелли считал, что арест подозреваемого и обыск особого труда не составят.
На следующий вечер он позвонил и сообщил, что при обыске в кармане его пиджака нашли талон на ячейку в камере хранения. Подозреваемого звали Джованни Санто. Теперь он сидел в камере, и информация из него перла, как лава из вулкана.
– Дурак он, – пренебрежительно сказал Пучинелли. – Мы сказали ему, что он загремит в тюрьму на всю жизнь, если не будет сотрудничать с нами, и он перепугался до смерти. Он назвал нам имена всех похитителей. Всего их семеро. Двух мы уже, естественно, взяли, теперь Санто. Сейчас пошли брать трех остальных.
– А Джузеппе? – спросил я, когда он замолчал.
– Джузеппе, – неохотно ответил он, – не из них. Джузеппе – седьмой. Он был главным. Набирал остальных. Все они прежде уже совершали преступления. Санто не знает ни настоящего имени Джузеппе, ни откуда он родом, ни куда он уехал. Боюсь, что в этом Санто не врет.
– Ты прямо чудеса творишь, – сказал я. Он скромно кашлянул.
– Мне повезло. Эндрю... это только между нами... я должен признать, что разговоры с тобой для меня очень полезны. Когда я говорю с тобой, мне все становится понятнее. Странно.
– Продолжай в том же духе, – ответил я.
– Да уж! Это дело приятное.
Он позвонил через три дня, чтобы сообщить, что теперь все шесть бандитов под стражей и что найдено еще сто миллионов из денег Ченчи.
– Мы также записали голоса всех шестерых, сделали отпечатки голосов и проанализировали их, но ни один из них не похож на голос на пленке. И ни один из бандитов не похож на того человека, которого ты видел, – того, с фоторобота.
– Джузеппе, – сказал я. – На записях – его голос.
– Да, – мрачно согласился Пучинелли. – Никто из них прежде его не знал. Он подцепил одного в баре, а тот привел остальных пятерых. Мы предъявим обвинение всем шестерым, это несомненно, но без Джузеппе все это бессмысленно.
– М-м... – Я помолчал. – Энрико, это правда, что некоторые из студентов, которые в своей горячей юности вступали в "Красные бригады", выросли из этого и стали обычными добропорядочными гражданами?
– Слышал о таком, но они, конечно же, не распространяются о своем прошлом.
– Хорошо... просто меня осенило пару дней назад, что Джузеппе мог узнать о технике похищения, еще будучи студентом, от членов "Красных бригад". И даже сам состоял в них.
– Твоя картинка для "Айдентикит" не подходит ни под одно описание преступника, – с сомнением сказал Пучинелли.
– Я просто подумал, может, стоит показать фоторобот бывшим студентам примерно такого же возраста, скажем, двадцати пяти – сорока лет, на каких-нибудь студенческих встречах? Хоть слабый, да шанс.
– Попробую, – сказал он. – Но, я уверен, ты знаешь, что "Красные бригады" построены по принципу малых ячеек. Люди из одной ячейки не опознают человека из другой, потому что никогда его не видели.
– Я знаю об этом и понимаю, что шансов на успех мало, и на это уйдет много труда, может быть, пустого.
– Я подумаю.
– Ладно.
– Все университеты закрыты на летние каникулы.
– Да, – сказал я. – Но осенью...
– Я подумаю, – повторил он. – Доброй ночи, друг. Спокойного тебе сна.
Алисия узнала от отца о том, что нашли часть выкупа и взяли шестерых похитителей.
– О... – бесцветно сказала она. – Но вашего человека с микрофоном среди них нет.
– О! – Она виновато посмотрела на меня, услышав, как и я, в собственном голосе еле заметное облегчение. Мы сидели у Попси в крошечном тенистом садике, где на лоскутке травы теснились четыре шезлонга, а каменная стена ничуть не мешала видеть окружавшие двор с трех сторон конюшни. Мы пили кофе со льдом – после гроз пала жара, – позванивая кубиками льда, а лошади вежливо наблюдали за нами, высовывая морды из денников поверх низких дверей.
Я напросился к ним в свой выходной. Ни Попси, ни Алисия не имели ничего против. Когда я приехал, я застал одну Попси – во дворе, как обычно.
– Привет, – сказала она. – Извините, что мокро. – Она стояла в зеленых резиновых сапогах, со шлангом в руке, поливая заднюю ногу большой гнедой лошади. Боб держал лошадь за голову. Она тоскливо посмотрела на меня. Вода потоком стекала по двору в канаву.
– У нее ноги, – сказала Попси, словно это все объясняло.
По мне, у нее были все четыре ноги. Я едва удержался, чтобы не ляпнуть этого вслух.
– Алисия пошла по магазинам, – сказала Попси. – Это ненадолго.
Она похлопала прочь и завернула кран, бросив шланг возле него.
– Пока хватит, Боб, – сказала она. – Пусть Джеймс свернет шланг.
– Она вытерла руки о брюки и ярко полыхнула на меня зелеными глазами.
– Знаете, а она ездит, – сообщила Попси, когда Боб повел гнедую в стойло, – но только в Даунсе. Она приезжает туда и уезжает вместе со мной на "Лендровере". Мы не обсуждаем это. Таков распорядок дня.
– А как она в остальном?
– Я бы сказала, намного веселее. – Попси широко улыбнулась и слегка похлопала меня по плечу. – Я просто не понимаю, как такой хладнокровный тип может вернуть кого-то к жизни.
– Я не хладнокровный, – обиделся я.
– Да? – Она окинула меня насмешливым взглядом. – Да вы прямо железный. Вы мало улыбаетесь. Вы не пугаете... но я уверена, что если попытаетесь, то можете испугать.
Я покачал головой.
– Вы когда-нибудь напиваетесь?
– Нечасто.
– Скорее никогда. -Она показала на кухню. – Хотите выпить? Сейчас чертовски жарко.
Мы вошли в прохладное нутро дома. Она стряхнула на пороге сапоги, прямо в коричневых носках пошла на кухню и принесла из холодильника белого вина.
– Я прямо сейчас готова поспорить, – говорила она, наливая вино, что вам никогда не приходилось беспомощно хихикать, петь вульгарные песенки или... в общем, садиться в лужу.
– Часто.
"Да-а?" – сказал ее взгляд. Она грузно уселась на стул, положив ноги на другой.
– Ну, иногда, – сдался я.
Она задумчиво отпила вина.
– Ну и что вас заставляет хихикать?
– Ох... ну, как-то раз я был при одной итальянской семейке во время расследования похищения, и они все вели себя как герои мыльной оперы – говорили на повышенных тонах, и это было неприятно. Я время от времени уходил наверх, чтобы удержаться от смеха... меня все время охватывали приступы этого ужасного хихиканья, хотя само-то дело было смертельно опасным. Мне было невероятно трудно. У меня все мускулы лица болели от усилий сохранять спокойное выражение.
– Прямо как когда хочется расхохотаться в церкви, – кивнула Попси.
– Именно так.
Мы потягивали холодное вино и дружески рассматривали друг друга, а через пару минут появилась Алисия с полной сумкой всяческой бакалеи и приветливой улыбкой. Щеки ее наконец-то порозовели – казалось, в ней возродилась прежняя девочка. Даже посадка головы изменилась – к ней вернулось самоуважение, и спину она теперь держала прямо.
При виде ее я поднялся и поцеловал ее в щеку, а она поставила сумку на стол и обняла меня.
– Привет, – сказала она. – Заметьте, пожалуйста, я ходила в магазин. Уже третий раз. Теперь мы снова вернулись к делам... не говоря уж о том, что никакой нервотрепки.
– Потрясающе.
Она налила себе немного вина, и мы втроем мирно съели ленч. А потом, когда Попси пошла в свой офис поработать с бумагами, я в саду рассказал Алисии о новых арестах.
– Думаете, они поймают его... того, с микрофоном? – спросила она.
– Он называл себя Джузеппе, – сказал я. – хотя почти .наверняка его зовут по-другому. Шесть бандитов знали его под именем Джузеппе и больше ничего. Я думаю, он хладнокровный и умный человек, и боюсь, Пучинелли ни его, ни основную часть выкупа за вас не найдет.