– Милая моя! – возопила Попси. – Правда?
– Думаю, сейчас – да, – помедлив, ответила Алисия и нервно улыбнулась. – Кто знает, о чем я подумаю утром?
Все мы, однако, поняли, что это был первый ручеек, пробившийся сквозь плотину. Я обнял Алисию и поцеловал ее. Сейчас это было не просто поздравление, а нечто более горячее, совершенно иное. Я ощутил, как она вспыхнула в ответ и снова потухла. Я отстранился от нее, подумав, что удар пришелся точно. Я улыбнулся. пожал плечами и ничего не сказал.
– Ты нарочно? – твердо спросила Алисия.
– Не совсем, – ответил я. – Это получилось неожиданно.
– Я уверена, что нарочно. – Она испытующе окинула меня взглядом и пошла прочь не оглядываясь.
– Ты оторвал ее от решетки, – весело сказала Попси. – Доктор целует пациентку – как непрофессионально!
– Я бы и Доминика поцеловал, если бы ему от этого стало лучше.
Она взяла меня за руку, и мы вдвоем зашагали, как старые друзья, назад к "Лендроверу" и коврику. Миранда лежала на спине и дремала, а Доминик развалился у нее на животе. Его глаза тоже были закрыты, круглая привлекательная мордашка расслаблена.
– Бедный малыш, – прошептала Попси. – Так жаль его поднимать.
Миранду разбудила вернувшаяся Алисия. Доминик все еще спал, когда мы короткой дорогой отправились домой. На одной из кочек машину тряхнуло, и он, видимо, проснулся, поскольку я увидел, как он сел на руках у Миранды, а затем снова лег, а Миранда склонилась к нему, будто слушая.
Алисия метнула на меня безумный взгляд и тоже наклонилась послушать, но за шумом мотора я ничего не слышал, да к тому же я не видел, чтобы губы Доминика пошевелились.
– Останови, – сказала Алисия Попси, и та, заслышав в ее голосе требовательность, послушалась. Доминик напевал мелодию.
Несколько секунд я слушают тихое мычание. Поначалу мне подумалось, что он мурлычет что-то непонятное, хотя уж точно не на одной ноте.
– Знаешь, что это? – ошеломленно сказала Алисия, когда мальчик замолчал. – Просто не могу поверить.
– Так что? – спросил я.
Вместо ответа она снова пропела музыкальную фразу, в точности как Доминик. Он сел на коленях у Миранды и посмотрел на нее, явно заинтересовавшись.
– Он знает ее! – воскликнула Алисия. – Доминик ее слышал!
– Да, дорогуша, – спокойно сказала Попси. – Мы видим. Теперь мы можем ехать?
– Ты не понимаешь, – едва дыша сказала Алисия. – Это же из "Трубадура"! Хор солдат.
Я уставился ей в лицо.
– Ты хочешь сказать... – начал было я.
Она кивнула.
– Я шесть недель слушала его по пять раз на дню.
– О чем вы? – спросила Миранда. – Доминик не знает никаких опер.
Ни я, ни Джон не любим оперу. Доминик знает только детские песенки. Он мгновенно их схватывает. Я ставлю их ему на кассетах.
– Господи, – с трепетом сказал я. – Попси, поезжай домой. Все в порядке.
Попси добродушно пожала плечами, завела машину и отвезла нас домой. Я сразу же пошел к своей машине за кейсом и принес его в кухню.
– Миранда, – сказал я, – я хочу, чтобы Доминик посмотрел на одну картинку.
Она встревожилась, но препятствовать не стала Она сидела за кухонным столом с Домиником на коленях, а я вынул один из фотороботов Джузеппе и положил фотографию лицом кверху на стол. Миранда с волнением ждала, что Доминик испугается, но ничего не случилось. Он некоторое время спокойно смотрел на портрет, затем отвернулся, прижался к Миранде, уткнувшись носом ей в шею.
Слегка вздохнув, я убрал фоторобот в кейс и кивнул в ответ на предложенную Попси вечную чашку кофе.
– Чао, бамбино, – сказал Доминик. Мы с Алисией резко обернулись, словно нас дерну ли за ниточку.
– Что ты сказал? – спросила его Алисия, и Доминик еще глубже зарылся в волосы Миранды.
– Он сказал "чао, бамбино", – ответил я.
– Да... я так и думала...
– Он понимает по-итальянски? – спросил я Миранду.
– Да нет, конечно же.
– "Пока, малыш", – сказала Попси. – Разве он не так сказал?
Я снова вынул фоторобот Джузеппе и положил его на стол.
– Доминик, милый мой малыш, – сказал я, – как зовут этого человека?
Большущие глазищи стрельнули в мою сторону, но он не сказал ни слова.
– Его зовут... Майкл? – спросил я.
Доминик покачал головой – еле заметно, но явно отрицательно.
– Может, Дэвид?
То же самое.
– Джузеппе?
Доминик даже не сморгнул. Покачал головой. Я немного поразмыслил.
– Его зовут Питер?
Доминик просто смотрел на меня.
– А может, Доминик?
Малыш чуть ли не улыбался. Покачал головой.
– Джон?
Снова отрицание.
– Может, Питер?
Доминик довольно долго молчал, затем медленно, едва заметно кивнул.
– Кто этот Питер? – спросила Алисия.
– Тот, кто забрал его в лодку.
Доминик протянул руку, коротко ткнул в нарисованное лицо пальчиком и тут же отдернул.
– Чао, бамбино. – снова сказал он и прижался к Миранде.
Хотя бы одно стало совершенно ясно, подумал я. Пугал Доминика не Джузеппе-Питер. Малышу, как и Алисии, он нравился.
***
– Думаю, мальчик не заговорит, – сказал Иглер. – Суперинтендант Райтсворт сказал мне, что он пытался разговорить мальчика, но тот был в шоке, да и мать противилась.
– М-м, – сказал я. – Все-таки это было вчера. Сегодня Доминик явно опознал человека на фотороботе как одного из похитителей, известного ему под именем Питер.
– Насколько, по-вашему, можно полагаться на показания ребенка?
– Они весьма достоверны. Он явно его знает.
– Отлично. А этот Питер – я думаю, что это один из бандитов, чей голос записан на пленку, – он итальянец?
– Да. Доминик усвоил от него два слова – "чао, бамбино".
– Ах ты, лапочка, – загадочно протянул Иглер.
– Сдается еще, – сказал я, – что этот Джузеппе-Питер большой поклонник Верди. Алисия Ченчи говорила, что ее похитители постоянно крутили ей три оперы Верди. Доминик напевал хор солдат из "Трубадура" – одной из этих опер; Вы, случаем, не находили в том доме кассетник?
– Да. – Он говорил так, будто его уже ничто не могло удивить. Наверху, в той комнате, где держали мальчика. Там было только две кассеты.
Одна с поп-музыкой, вторая, парни, с оперой Верди. Да-да, "Трубадур".
– Убедительно, не так ли? – спросил я. – Мы имеем дело с практиком.
– С кем?
– С практиком. Извините, мы в "Либерти Маркет" называем так человека, который регулярно занимается похищениями. Как взломщик сейфов или мошенник. Его работа.
– Да, – согласился Иглер. – У нас есть практик, и у нас есть вы.
Интересно, знает ли этот Джузеппе-Питер о существовании "Либерти Маркет"?
– Его постоянного противника, – сказал я.
Иглер чуть ли не захихикал.
– Смею предположить, что из-за вас ему в Италии стало жарковато, когда кругом появилось полным-полно его портретов. Это прямо ирония судьбы – перебраться в Англию, чтобы снова напороться на вас. Он бы обалдел, если бы узнал;
– Смею предположить, что он узнает, – сказал я. – Существование "Либерти Маркет" – не тайна, хотя мы и не рекламируем себя. Любой опытный похититель когда-нибудь да слышал о нас. Возможно, вскоре мы столкнемся наряду с требованием выкупа с условием не привлекать полицию и "Либерти Маркет".
– Я имею в виду персонально тебя, парень.
– Ого! – Я помолчал. – Нет, это он вряд ли узнает. Он только раз видел меня в Италии, но не здесь. Он не знал тогда, на кого я работаю. Даже не знал, что я англичанин.
– У него припадок будет, когда он найдет свой фоторобот еще и тут, в Англии. – Иглер самодовольно усмехнулся. – Даже если мы его не поймаем, мы быстро загоним его туда, откуда он явился.
– Понимаете, – осторожно сказал я, – вы с Пучинелли оба могли бы распространить эти снимки среди людей, близких к скачкам, а не только по полицейским участкам. Ведь многие проходимцы с виду кажутся вполне порядочными гражданами. Оба похищения, которые мы уверенно можем отнести на его счет, связаны со скачками. Там есть люди, которые должны знать его. Кто-нибудь где-нибудь да знает. Может, напечатать его портрет в газетах, посвященных скачкам?