– Жаль, что я не могу обменяться замечаниями с твоим приятелем Пучинелли, – сказал Иглер. – Иногда мне кажется, что полицейские процедуры скорее препятствуют обмену информацией, чем способствуют ее распространению. Даже в Англии какому-нибудь графству довольно трудно выбить информацию из другого графства, чего уж говорить о полицейских из разных стран в Европе.
– Не вижу, почему бы и нет. Я могу набрать его номер. По крайней мере, у вас тут будет переводчик.
– Позвонить в Италию? Это дороговато, парень.
– А-а. – Я уловил в его голосе нежелание большинства англичан звонить на континент – как будто само по себе это было опасным и трудным делом, а не просто кнопки нажимать.
– Если я захочу узнать какие-нибудь подробности, – сказал Иглер, я попрошу тебя переговорить с ним. То, что я узнал от тебя, проходит под заголовком "информация, полученная из неустановленного источника".
– Я весьма рад.
Он хихикнул.
– Сегодня утром тех трех бандитов будут судить. Под стражей они сидят уже неделю. По-прежнему ничего не говорят. Я дал им отлежаться, пока слушал все записи, но сегодня, после того, что ты мне рассказал, я им задам жару.
Глава 15
Иглер таки вскрыл свои устрицы, но жемчуга там не оказалось. Он, как и Пучинелли, сделали вывод, что никто из арестованных не знал Джузеппе-Питера до того, как тот завербовал их в пабе.
– Джузеппе-Питер говорит по-английски? – спросил я.
– Да, похоже на то. Достаточно, чтобы общаться. Хьюлитт неплохо его понимал.
– Кто такой Хьюлитт?
– Бандит. Голос на той пленке с требованием выкупа. У Хьюлитта список преступлений длиной с руку – но все грабежи, ничего общего с похищением. Остальные двое такого же типа – взламывали дома, крали серебро и антиквариат. В конце концов они назвали свои имена, как только поняли, что мы взялись за них всерьез. Теперь они занимаются тем, что валят все на Питера, но они мало о нем знают.
– Им хоть что-то заплатили? – спросил я.
– Говорят, что нет, но врут. У них есть что-то на счету, просто обязано быть. Это ж и ежу понятно.
– Догадываюсь, что этот Джузеппе-Питер в дом в Итченоре не звонил.
Иглер молчал как партизан. Я понял, что он смущен.
– Он позвонил, – предположил я, – и напоролся на полицейского?
– Ну... тут звонил кто-то неизвестный.
– Но вы хоть записали?
– Все, что он сказал, – покорно ответил Иглер, – было "привет".
Мой молодой сотрудник подумал, что это кто-то из участка, и ответил соответственно. Тот, конечно же, повесил трубку.
– Тут уж ничего не поделаешь, – сказал я.
– Да.
– Хьюлитт сказал, как Джузеппе-Питер вышел на него? Ведь не подойдешь же к любому в английском пабе и не предложишь ему совершить похищение.
– В этом смысле Хьюлитт молчит буквально как камень. Из него никоим образом не вытянешь, кто подтолкнул его к этому. Кое-чего, парень, уже никак не раскопать. Скажем только, что в Лондоне, там, где живет Хьюлитт, много итальянцев, но вряд ли он ткнет пальцем хоть в одного из них.
– М-м, – сказал я. – Это понятно.
Я позвонил Алисии, чтобы справиться о ее здоровье. Ее тревожили две вещи: собственные планы насчет возвращения на скачки и та ситуация, в которой оказались Миранда и Доминик.
– Миранда в таком отчаянии, а я и не знаю, как ей помочь, – говорила она. – Джон Неррити стал совершенно невменяем, и теперь они с Мирандой спят в разных комнатах, поскольку он не хочет, чтобы Доминик спал с ними в комнате, а тот не хочет спать один.
– Проблема, однако, – согласился я.
– Понимаешь, это трудно для них обоих. Доминик просыпается с плачем по пять раз за ночь и не засыпает, пока Миранда не погладит его и не поговорит с ним. Она совершенно вымоталась из-за этого, а Джон все талдычит о том, что Доминика надо отправить в больницу. – Она замолчала. – Я не могу просить Попси приютить ее. Просто не знаю, что делать.
– Хмм... Насколько ты дружна с Мирандой?
– Она очень мне нравится. Честно говоря, больше, чем я ожидала.
– А Доминик?
– Он такая лапочка! Особенно эти потрясающие глаза. Я люблю его.
Я замолчал, задумавшись.
– О чем ты думаешь"? – спросила она. – Что нужно сделать Миранде?
– Мать еще при ней?
– Нет. Она работает, и от нее мало помощи.
– У Миранды есть какие-нибудь деньги, кроме тех, что дает ей Джон?
– Не знаю. Но она была его секретаршей.
– Так. Хорошо... Миранде надо отвезти Доминика к моему знакомому доктору, а затем она должна пожить с недельку у кого-нибудь, на кого она может опереться, вроде тебя, с кем она могла бы находиться рядом каждый день почти все время. Не знаю, что из этого возможно выполнить.
– Постараюсь, – просто ответила Алисия. Я улыбнулся. Она говорила так уверенно. За бедами Доминика она забыла о собственных проблемах.
– Не позволяй Миранде упоминать мое имя при муже в связи с ее планами, – сказал я. – Я у него не в чести, и, если он узнает, что я что-то ей предложил, он упрется.
– Но ты же привез Доминика назад!
– Чтобы смутить его. За два дня до того он отказался от наших услуг.
Она рассмеялась.
– Хорошо. Как зовут доктора?
Я назвал его имя и сказал, что сам ему позвоню, чтобы объяснить всю подоплеку и проверить, что нужно Доминику.
– Ты просто лапочка, – сказала Алисия.
– Да уж. Что ты там говорила насчет скачек?
– Я сегодня и вчера ездила с группой и не могу понять, почему я не взялась за это раньше. Завтра я буду работать у Майка Ноланда, и он сказал, что, если я буду в форме, он выпустит меня на следующий неделе в Солсбери.
– Скачки в Солсбери? – спросил я.
– Да, конечно.
– А... гм... тебе не нужны зрители?
– Нужны.
– Будут.
Она радостно попрощалась со мной и вечером перезвонила мне домой.
– Все устроено, – сказала она. – Миранда сказала, что с твоим доктором очень приятно разговаривать и что первым делом она завтра утром отвезет туда Доминика. Затем поедет прямо в Ламборн. Я сняла ей комнату в коттедже у ушедшей на пенсию няни. Я ходила к ней, и идея пришлась той очень по вкусу. Джон не возражал, напротив, он все оплатил.
– Ничего себе, – с восхищением проговорил я.
– Попси хочет, чтобы ты снова приехал. Миранда тоже. И я.
– Сдаюсь. Когда?
– Как можно быстрее.
Я приезжал к ним на следующий день и еще два раза на следующей неделе. Доминик спал уже лучше благодаря мягкому снотворному, которое подливали ему в ночную бутылочку молока. Теперь он уже ел шоколадные драже, а чуть позже стал есть и банановое пюре. Бывшая няня терпеливо убирала отвергнутый омлет и так тряслась над Мирандой, что у меня нервы не выдержали бы, но эта лишенная любви девочка была благодарна ей и очень к ней привязалась.
Алисия ежедневно проводила с ними много времени – ходила на прогулки, за покупками в деревню. По большей части они завтракали у Попси, загорая в садике у коттеджа.
– Ты по-умному ее загрузил, – сказала мне Попси во время моего третьего посещения.
– То есть?
– Ты нашел Алисии стоящее дело.
– Честно говоря, это вышло случайно.
– И очень многообещающе.
Я усмехнулся.
– Она прекрасно выглядит, правда?
– Великолепно. Я все думаю о тех первых днях, когда она была такой ужасно бледной, вся тряслась. А сейчас она почти прежняя.
– Она куда-нибудь ездила самостоятельно?
– Нет, – глянула на меня Попси. – Пока нет.
– Когда-нибудь она это сделает.
– И что тогда?
– Тогда она... улетит.
Я услышал в собственном голосе то, чего не хотел или не ожидал в нем услышать – острое чувство утраты. Приятно лечить птице сломанное крыло но она. может унести с собой твое сердце, когда ты выпустишь ее на волю.