— У меня есть свое мнение насчет него. Я никому не верю до конца; ни один правитель не может себе это позволить. Но я не думаю, что Болард — негодяй или предатель.
— Думаю, если бы у него была возможность, он принес бы нам немало вреда.
Орин снова пожал плечами.
— Возможно. В любом случае, я сомневаюсь, что Болард надолго задержится в моем войске. Он хочет отомстить Усхору. А как только мы снова появимся в Сафаде, уверен, что Боларду больше не будут нужны ни я, ни моя армия. Но и это говорит о том, насколько я ему доверяю.
— Ты когда-нибудь видел его лицо?
— Нет, — ответил Орин. — Но сомневаюсь, что он гордится своей наружностью. — Барон улыбнулся.
Конан усмехнулся в ответ и принял предложение Орина выпить еще вина..
— Меня волнует не только Болард, есть немало других поводов для беспокойства, — доверительно сообщил Орин, наливая вино и передавая Конану кубок. — Однако я слышал о тебе, киммериец, все говорят, что как воину тебе нет равных, и я готов поверить, что ты не станешь зря болтать и возводить напраслину на человека. только объясни мне — что так тревожит тебя?
— Чутье меня редко подводит, Орин. Я чувствую, что в нем есть что-то странное.
— Без сомнения… Но я позвал тебя не за этим. Мне хотелось знать твое мнение о тех планах, что мои военачальники предлагают для будущего похода. Вот, к примеру… — Однако ему не удалось договорить. Не успел барон поставить кубок, как в шатер вошел его помощник.
— Что там такое? — встревоженно спросил его Орин.
— Наемники, мой господин. Их вожди просят аудиенции.
Барон нахмурился.
— Очень хорошо. — Когда охранник вышел, он быстро взглянул на Конана. — Боюсь, что они решили… глупцы!
Орин поднялся и вышел наружу, Конан последовал за ним. Возле костра стояло несколько наемников — четверо крупных мужчин, облаченных в разношерстные доспехи и вооруженные самым разным оружием. Орин миновал охранника и направился к ожидавшим его воинам.
— Что все это значит?
— Орин, — произнес один из вожаков, — наши люди решили не сражаться за тебя. Мы уходим.
Орин не удостоил его ответа — он посмотрел на вожака суровым, твердым взглядом, от которого тот разошелся еще больше.
— Мы не хотим сражаться против магов и колдовства, барон. Все очень просто.
Орин пристально вгляделся в эти грубые бородатые лица, на которых плясали отблески костров.
— Когда вы нанимались, вы все были согласны выступить за меня. Вы знаете условия службы. Я согласен заплатить вам сразу, как только мы достигнем города…
— Да, и есть еще другое, — перебил его другой вожак. — Мы хотим, чтобы нам заплатили и за сегодняшний день сражения.
Орин подтянулся и словно стал выше ростом, его темные глаза засверкали от гнева.
— Вам заплатят, когда мы достигнем Сафада и вы будете сражаться, как мы договорились!
— Ты не смеешь помыкать нами! — воскликнул третий вожак. — Мы согласились сражаться — за вознаграждение. После того, что мы видели сегодня, наши люди больше не хотят идти войной против колдовства, но мы хотим, чтобы нам по справедливости заплатили за этот бой. Мы знаем, что в этой палатке есть золото!
Орин презрительно скривил губы; из его горла вырвалось глухое рычание.
— Вы, собаки! — взревел он — За то, что вы нарушили свое слово, вы заслужили смерть — так что можете считать, вам повезло, что остались в живых. Предатели не получат никакого золота!
Один из вожаков сделал шаг вперед; к нему приблизились охранники Орина, отгораживая их от своего командира.
— Мы сражались и хотим получить наши деньги! — воскликнул тот злобно.
— Я заплачу вам сталью! — произнес в ответ барон, тоже делая шаг вперед. Он напрягся так сильно, что на спине и руках выступили бугры мышц. — Я заплачу вам золотом, если вы дойдете со мной до Сафада. Или вы хотите, чтобы я заплатил вам смертью — что ж, тогда попробуйте сразиться со мной — сейчас!
Глаза наемника яростно сверкали, но он молчал.
— Очень хорошо, — проговорил Орин. — У вас есть и третья возможность. Можете уносить из моего лагеря свою шкуру. Сколько трусливых свиней находится под твоим командованием?
Лицо наемника исказилось от гнева, но он попятился назад и тихо проговорил:
— Пятьсот…
— Так забирай свои пять сотен и проваливай вместе с ними!
Но тут, положив руку на меч, вперед выступил другой вожак.
— Золото — вот что мы…
Губы Орина скривились в зловещей ухмылке.
— Ну, обнажи клинок, если хватит смелости! Наемник не шевелился.
— Ну, давай же! Мое лицо станет последним, что ты увидишь в своей жизни. Доставай свой меч, и я заплачу тебе сталью, проклятый ублюдок!
Наемник убрал руку с меча.
— Тогда убирайтесь, — прошипел Орин. — Забирайте своих псов и убирайтесь. А если вы задумаете ограбить нас, вам придется по-настоящему сразиться с моими людьми! — И он обвел рукой долину, которая лежала внизу, усеянная тысячами горящих точек-костров, — они казались глазами ночного зверя. — Убирайтесь!
Наемники ушли. Злые и угрюмые, они попятились вниз по склону, не решаясь повернуться спиной к Орину, вскоре внизу раздались возмущенные крики — это наемники узнали, что не получат ожидаемой награды.
Орин крикнул трубачу:
— Играй готовность к бою!
Раздался рев трубы, и тут же солдаты Орина вскочили со своих мест, и с равнины донеслось лязганье тысяч мечей и топот тысяч сапог. А наемники, чувствуя, что сила не на их стороне, перестали шуметь и вскочили на коней. Вскоре они покинули лагерь и растворились в темноте.
Орин подождал, пока топот копыт не стал еле слышен, а затем еще немного — когда в лагере снова стало тихо. Только после этого он направился к своей палатке.
— Те наемники, что прибыли сегодня вечером, пока еще с нами, — приглушенным голосом сказал Орину Болард, который незаметно приблизился во время спора с вожаками, — но они взволнованы происходящим.
— Да, — согласился Орин. — Именно этого я и боялся. Я нисколько не сомневаюсь в том, что многие сбегут, поджав хвост, как только почувствуют запах настоящего боя. Какие же трусы мне служат!
Он развернулся и вошел в палатку, Конан стоял все на том же месте. Он смотрел, как уходит Болард — видимо, он тоже пошел спать. Шум в лагере постепенно утихал, и Конан стал думать о том, где ему устроиться на ночлег. Его лошадь была привязана ниже по склону, рядом с высоким деревом, окруженным чащей, а сам Конан, если рядом были деревья, предпочитал ночевать возле них.
Оставив за спиной палатки Орина и его командиров, Конан почувствовал умиротворяющее дыхание сумерек. Был ласковый вечер. Дул легкий ветерок, вокруг негромко щебетали ночные птицы и тренькали сверчки. Внизу, в долине, люди собирались плотными кучками вокруг костров, и звуки их голосов и пения поднимались до самых звезд, сверкавших в темном небе. Конан остановился, глядя на звезды вкушая необъятность неба как нечто ощутимое, осязаемое. И когда он смотрел на небо, а затем на усеянную огнями долину, его взгляд скользнул к югу. И там, на открытых равнинах, так далеко, что почти сливались с горизонтом, мелькали желтые огни. Огни костров.
Наемники?..
— Конан.
Он обернулся быстро и настороженно, как кошка. Это был Иллес; под руку его держала Тайс.
Улыбаясь, Иллес направился к Конану.
— Чудесная ночь, не правда ли?
— Да.
— И что ты думаешь об этих дезертирах? Вместо ответа Конан указал рукой на юг.
— Взгляни вон туда, Иллес. Видишь огни? По привычке Иллес приложил руку ко лбу — словно заслоняя глаза от полуденного солнца.
— Да, — произнес он медленно. — Костры.
— Кто бы это мог быть?
— Может быть, наемники. Или караван путешественников.
Но этот ответ не удовлетворил Конана.
— Нет. У меня есть причины думать, что…
Но, услышав чьи-то шаги, не договорил. Конан обернулся и увидел шлем Боларда, который на фоне усыпанного звездами неба казался черной дырой, непонятным образом насаженной на фигуру в темном плаще.
— Наслаждаетесь ночью? — спросил Болард глухо. — Или разрабатываете стратегию? — Он как будто смеялся; из-за шлема его голос странным образом искажался.