Тайс смотрел на Боларда с удивлением. Неужели это говорит Дестан — человек в черной маске, проклятый колдовскими силами, у которого на сердце горечь, а в душе — тьма?
— Ты так смотришь на меня, — проговорил он, снова поворачиваясь к Тайс, — думаешь, я никогда не любил и ничему в жизни не научился, пока не получил — это? — И он тронул рукой шлем.
Тайс молчала. Что он такое говорит? И зачем он говорит ей это?!
— Я много думал сегодня, накануне великого похода, — сказал Болард. — И удержать Иллеса, сдвинуть с его пути тебе будет не легче, чем удержать бурю. Тебе придется перетерпеть это. Будь выше этого. И верь в себя.
— Я… я не понимаю.
Она слышала тяжелое дыхание Боларда под маской.
— Мы все сейчас должны быть вместе, — сказал он наконец. — У каждого свои причины и свои кривые тропы, приведшие в Сафад. Одним из нас можно верить, а другим — нет. У каждого свои тайны, страхи, и сердце каждого горит от жажды мести или чего-то еще, и это выше нас. Возможно, боги затеяли игру, и мы всего лишь пешки. Возьми вот это.
И Болард снял со своего пояса длинный, тяжелый кинжал и вместе с ножнами протянул его Тайс.
— Научись обращаться с ним, — произнес он холодно. — Носи с собой. Повесь его прямо сейчас и носи на боку. Прежде, чем наше путешествие закончится, он должен стать с тобой единым целым.
— Я… я не хочу, — Тайс оттолкнула кинжал рукой.
Но Болард настаивал на своем.
— Пока что тебе удавалось оставаться в живых, не имея оружия, — сказал он угрюмо. — А теперь я предлагаю тебе оружие — в один прекрасный день оно поможет тебе выжить. Попроси кого-нибудь научить тебя пользоваться им. Думаешь, если сейчас ты откажешься от него, то потом ни разу не пожалеешь об этом?
— Болард, я…
— Бери кинжал. Это и жест, и символ, Тайс. Может быть, потом у меня никогда не будет такого настроения. За всю твою жизнь у тебя еще никогда не возникало необходимости иметь оружие, но все впереди.
Тайс нервно сглотнула. Ей вдруг подумалось, что, если она примет этот дар, то пересечет какую-то невидимую границу, или свернет с одной дороги на другую. Один путь лежал в Сафад, возможно, он в Сафаде и кончался, другой вел к новым горизонтам. Она должна взять кинжал и пойти по новому пути, потому что старого больше не существует. Это чувство было столь сильно, что даже напугало ее.
— Не хочу, мне это не нужно, — повторила Тайс— Мне кажется, тут какое-то колдовство…
Болард вздохнул.
— Никакого колдовства здесь нет. Это просто кинжал, изготовленный из хорошей стали, не больше. И я предлагаю тебе его только для самозащиты. Хочешь, можешь взять. Нет — так нет…
— Я возьму, но… — Она неуверенно тронула кинжал, и вдруг странное чувство охватило ее, точно дрожь пробежала по телу. Тайс подняла глаза на Боларда, но он, как только отдал ей оружие, отвернулся, сложил за спиной руки и продолжил смотреть в окно.
Дрожа, Тайс медленно попятилась, затем повернулась и со всех ног бросилась обратно в комнату.
Маленькое войско Орина тронулось в путь на следующее утро — в поход против черной магии, дабы наконец лицом к лицу встретиться с монстром, которого прежде видел лишь один человек.
Иллес дивился на Тайс — она уже не возмущалась и не ругала его. С утра она быстро позавтракала, не сказав почти ни слова, затем легко и быстро взобралась на лошадь и вместе с Иллесом выехала через западные ворота. Юноша заметил, что на поясе у нее висит кинжал — который раньше принадлежал Боларду — но не осмелился спрашивать, почему Тайс стала носить его… сейчас такие вопросы были бы неуместны.
Орин возглавлял войско; слева от него ехал Болард, справа — Конан.
Когда тысяча всадников проезжал через город, в окнах иногда появлялись серые лица. Но никто не остановил и не окликнул воинов; когда войско прогарцевало по улицам и скрылось из глаз, люди прикрыли окна ставнями и вернулись в свои темные комнаты — чтобы снова погрузиться в полную апатию.
К западу от Сафада холмистые равнины и поросшие травой луга постепенно сменялись все более густыми лесами. Эти территории еще не были освоены кофийцами, и к западу леса пере-
ходили в болотистые равнины. Между Аргосом и Кофом протянулся невысокая горная цепь — именно здесь брал начало ручей, который в конце концов рекой впадал в Море Запада; но эта безымянная река лишь вначале имела извилистое русло, ближе к западу, где начинался полоса болот, она текла вяло. Болотистые равнины не отличались большими размерами — караваны и вооруженные войска пересекали их за несколько дней; тем не менее эти места пользовались дурной славой и считались пристанищем смерти, чумы и всего нечистого. И именно здесь, как сообщил Болард Орину, Усхор воздвиг свою крепость, которая стояла на вершине небольшого утеса, выдающегося из скалы — на другом конце этой реки, еле текущей среди мрачных, смертельно опасных трясин.
Через день Орин со своим войском достигли границы лугов. Они разбили лагерь и с удобством устроились под прикрытием деревьев, у самой кромки леса.
Настроение войска не было подавленным — скорее, людьми владела сосредоточенность перед битвой, но вокруг костров не было слышно ни шуток, ни песен, ни даже обычных дружеских разговоров. Жизнелюбивый киммериец, на которого подобная атмосфера действовала угнетающе, вскоре понял, что не сможет так просто заснуть, и решил немного прогуляться в окрестностях лагеря. Оседлав коня, он предупредил часового о том, что скоро вернутся, и галопом полетел в ночь.
Он гнал лошадь до тех пор, пока не достигла небольшого леса, покрывавшего склон холма. Спешившись, он повел лошадь к ручейку, затем привязал его к кусту, а сам уселся под высоким деревом.
Сквозь чернеющую листву и сучья виднелись звезды, сиявшие в ночном небе. Из-за серого облачка выплыла луна и залил серебряным светом обширные луга, поросшие травой, и сложил странный, трепещущий узор на мягкой траве, у самых ног.
Какой-то шум внезапно заставил северянина насторожиться. Придерживая рукоять меча, Конан вгляделся и увидел, как в его сторону со стороны лагеря скачет всадник. Насторожившись, он встал спиной к дереву — чтобы оно защищало его, если придется драться — и принялся ждать.
Вскоре всадник оказался совсем рядом. Узнав ночного гостя, киммериец выступил ему навстречу. Барону Орину, похоже, также не спалось в этот вечер…
— Ищешь уединения? — спросил он правителя Сафада. Если тот хотел побыть в одиночестве перед, завтрашней битвой — киммериец не стал бы ему мешать. Но Орин покачал головой в ответ:
— Благодарю тебя, но нет, дружеский разговор и совет мне сейчас нужнее. Часовой показал, куда ты направился… я нарочно поехал за тобой.
С этими словами барон спешился, привязал лошадь и уселся спиной к дереву, у которого стоял Конан. Киммериец молча опустился поблизости, недоумевая, что могло понадобиться от него кофийцу.
Тот, похоже, все чаще искал общества северянина. Неужели ему мало своих советников и военачальников?
Словно прочитав его мысли, Орин вздохнул:
— Очень многое изменилось для меня за последнее время. Те люди, что раньше были мне близки, ныне как будто отдалились… Они преданы мне по-прежнему и готовы идти за мной, но — мне кажется, никто из них не понимает по-настоящему, что движет мною. Они считают меня едва ли не безумцем, обуянным одной лишь жаждой мести. Может, они и правы, но…
Киммериец пожал могучими плечами.
— Я — варвар, Орин, и я не вижу ничего дурного в мести! Ничего достойного осуждения. Если кто-то причинил зло тебе или тем, кто тебе дорог — долг мужчины расквитаться с обидчиком. Это святое чувство, так я скажу тебе.
— Но ты, Конан? Тебе лично Усхор не сделал ничего… и все же ты идешь с нами.
— Ты ведь платишь мне как наемнику, забыл?
— Северянин засмеялся. — Но дело не только в этом. Видишь ли, мне нередко приходилось сталкиваться с магами — я уже говорил тебе об этом. И колдовство я ненавижу до глубины души! А этот Усхор… судя по тому, что я видел в Сафаде, он — худший из них из всех. Сердце мое не будет знать покоя, пока мы не уничтожим эту гадину, чтобы его смердящее дыхание не поганило больше воздух, которым мы дышим! Мы должны разделаться с ним, чего бы это ни стоило!