Открывает. Закрывает.
Открывает. Закрывает.
– Я имею в виду, более короткими – для тебя, супруга корабля. А сейчас ты испытаешь мучительную боль, куда более сильную, чем то, что я проделывала с тобой прежде. Но ты будешь благодарить меня, когда я достану нож, который отправит тебя к Старухе, если такова твоя судьба.
Она кладет щипцы назад и берет другие, поменьше.
Открывает. Закрывает.
Открывает. Закрывает.
Поворачивается к Миас.
– Знаешь, они часто меня благодарят. У мужчин и женщин множество тайн, которые становятся тяжким бременем. Я их освобождаю. И они больше не испытывают боли. – Она снова заставляет Миас раскрыть ладонь и приставляет щипцы к самому длинному пальцу, постепенно увеличивая давление на ногтевое ложе. – Они плачут, Миас. Благодарят меня и плачут от радости, когда я их убиваю.
Давление снова усиливается. Но боль еще не приходит. Только обещание боли.
– А теперь скажи мне, как ты вызываешь аракесиана, Миас Джилбрин?
Миас смотрит в глаза своего палача, но не находит в них жалости. Хуже того, она не сомневается, что та думает, будто испытывает к ней сострадание. И еще считает, что делает важную работу, какой бы неприятной она ни казалась. И действительно искренне жалеет Миас. А еще что конец Миас не может быть быстрым, пусть и мучительным. Давление и боль в пальце усиливаются. И Миас знает, как уже много раз прежде, что она больше не в состоянии терпеть.
– Я не могу вызывать кейшанов. – Слова, как позор, обжигают горло, точно они наполнены ядом. Вместе с ними приходят слезы, и она начинает, задыхаясь, рыдать. – Это делает мой хранитель палубы, Джорон Твайнер. Ветрогон называет его Зовущий, и он песней будит кейшанов.
Жрица Старухи смотрит ей в глаза.
– Все та же ложь, Миас, и она не станет правдой, если ты будешь ее повторять. Но я восхищаюсь твоей силой. Не тревожься, мы отыщем хранителя палубы Джорона Твайнера, и я с ним поговорю. – Миас напрягается, готовясь к новой волне боли, но давление исчезает. – Я полагаю, милая Миас, – говорит Жрица Старухи, поглаживая ее щеку, – что на сегодня мы закончили. Ты устала, тебе необходим отдых. Подумай о сегодняшнем дне и о том, каким может быть будущее. Подумай о тайнах, которыми ты можешь поделиться, чтобы покончить с болью. – Она складывает инструменты, подходит к шкафу и кладет их на место. – Я позову морскую стражу, они отведут тебя в твою комнату. Я попросила приготовить для тебя ванну. – Она поворачивается и из мягкой становится жестокой, берет двумя руками голову Миас и отклоняет ее назад так, что той приходится смотреть на Жрицу Старухи сквозь слезы стыда. – Ты ведь красивая женщина, верно? Очень привлекательная. – Она наклоняется к ней вплотную. – Надеюсь, – прошептала она, – что если я попрошу тебя как следует, то смогу забрать у тебя один глаз.
Жрица Старухи отпускает ее и уходит, оставив Миас с двумя противоположными мыслями, которые сражаются в ее сознании:
«Джорон, где ты? Ты сказал, что придешь» и «Джорон, держись подальше. Чем бы ты ни занимался, не позволяй им тебя схватить».
2
Ужасное сейчас и ужасное здесь
Слепой глаз Скирит закрылся, и хранительница палубы Диир шла сквозь ночь, густую и черную, как свернувшаяся кровь. Тихий ропот моря у берега напоминал дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох. Скрежет гальки под ее сапогами, когда она направилась к сторожевой башне. Вверх по лестнице на каменный волнолом, вдоль мостика из массивного вариска, почерневшего от времени. Ветер коснулся ее лица, сейчас прохладный, но очень скоро он станет обжигающе ледяным дыханием сезона спячки, когда лед покроет все в Уиндхарте и костяные корабли начнут возвращаться, тяжелые от льда, белого, как их корпуса, за припасами, чтобы возобновить патрулирование северных морей. Теперь костяных кораблей было не так много, как прежде, и заплывали они сюда не часто. Море стало еще опаснее, чем прежде; повсюду в открытой воде рыскали кейшаны и нечто еще более страшное.
Диир для уверенности коснулась рукояти прямого меча, висевшего у нее на бедре.