Под вечер Олег Полуянов, невысокий, стройный, курчавый парень с нежным лицом и бойкими карими глазами, появился в комнате Виталия. Вид у него был заносчивый и оскорбленный.
— Чем обязан приглашению? — развязно спросил он.
Но в самой глубине глаз Виталий подметил тревогу.
— Садитесь, — сухо сказал он. — Сейчас узнаете.
После нескольких минут самого общего и совсем безобидного разговора, в ходе которого Полуянов, однако, все больше нервничал, Виталий решил, наконец, перейти в наступление и неожиданно спросил:
— Почему пускаете к себе жить посторонних?
— Я?! Посторонних?! — возмутился Полуянов. — А может, это был мой родной папа, почем вы знаете?
С каждым новым вопросом — а Виталий дотошно интересовался всеми его грязными делишками и многочисленными знакомыми — Полуянов кричал все громче. О Люде Даниловой он заявил, что знать ее не знает. А когда Виталий спросил его про Ваську, он вдруг побагровел и, бешено стукнув кулаком по коленке, заорал:
— Ясно! Все ясно! Откуда ветер дует и чего несет! Надумал меня в тюрягу?! За Людку?! Нужна мне эта вонючая гусыня, как рыбке зонтик! Да я таких — на рубль дюжину!.. А сам чистенький! Да? Он у вас чистенький?! Кошмар какой-то!..
Виталий, очень довольный, с напускным равнодушием пожал плечами:
— Я вам, кажется, о Кротове ничего не говорил.
— А мне и говорить не надо! Я и сам скажу! Чистую правду скажу! Как слеза, чтоб мне не жить! Мне только рот раскрыть!
— Он ваш друг, кажется?
— Как папа римский! Ни больше и ни меньше! Были когда-то дни золотые. Но как он за нее сел, — Полуянов сложил крест-накрест растопыренные пальцы и спрятал за них лицо. — Все! Как отрезал!
— Тогда нечего болтать, что вы что-то знаете.
На лице Полуянова появилась хитрая усмешка, и он самодовольно прищурился:
— Я отрезал, а он нет. Пусть он вам скажет, зачем позавчера приходил ко мне, куда ехать предлагал. Пусть скажет, если он у вас такой чистенький, какую вещь одному толкнул.
Виталий почувствовал холодок в спине и чуть дрогнувшим голосом спросил:
— Какую вещь?
— Уж, конечно, с дела вещь. А какую, пусть сам скажет. Я не интересовался. И еще пусть кличку одну назовет.
— Какую же кличку?
— «Косой» — вот какую!
— Это кто такой?
— А я почем знаю? Я сам прямой, у меня все кореши прямые. Косых не держим.
Больше от Полуянова ничего добиться было невозможно, хотя Виталий, преодолевая отвращение, которое внушал ему этот парень, задавал вопрос за вопросом. Полуянов только грязно ругал Ваську и Люду Данилову. Виталий понял, что больше он ничего не знает.
Дело принимало серьезный оборот.
В тот вечер Цветков сказал:
— Все это, конечно, интересно. Но мало, милый, мало. Погоди! — поднял он руку, видя, что Виталий собирается заспорить. — Погоди. У меня вопрос к тебе есть. Вот отсидел Васька, так? Вышел? Куда он на работу устроился?
— Вернулся, где работал. На автобазу.
— Так. А сейчас? Почему он среди дня в музей пришел, если работает? Отгул? Прогул? И потом, отчим его тоже там работает?
— Тоже.
— Ваську туда он устроил?
— Наверное, он.
— «Наверное»! А почему у них отношения плохие, у Васьки с отчимом?
— Отца он забыть не может.
Цветков недоверчиво покачал головой.
— Отца он и не помнит почти. И вообще, это святое, это других любить не мешает. Что-то тут еще, милый, есть… — Он посмотрел на Виталия и закончил: — Тут важные какие-то струнки. Их знать надо.
Виталий, вздохнув, согласился: да, тут в его сведениях был явный пробел.
Поэтому на следующее утро он поехал на автобазу.
Узкий двор ее был забит машинами. Одни стояли вдоль глухой каменной ограды, другие, урча, вползали или выползали из широких ворот мастерских и гаража, откуда несся неумолчный шум и рокот моторов.
Виталий с трудом пробрался среди машин и по темноватой лестнице поднялся на второй этаж: в проходной ему объяснили, как пройти к заместителю директора базы Баранникову.
Это оказался крупный, решительный человек с бритой головой и пожелтевшими от курева усами. Говорил Баранников грохочущим басом и, видимо, привык, что никто ему тут не прекословит.
Когда Виталий объяснил цель прихода, Баранников сердито и громко сказал:
— Кротова мы уволили. За прогул и вообще. Из дружины тоже получили о нем сигнал. Хулиган и уголовник. У меня тут и то, подлец, как разговаривал!
— Вы что же, всех за первый прогул увольняете?
— Повторяю, — нетерпеливо ответил Баранников. — Хулиган, уголовник. Сидел уже. Еще и за таких чтоб голова болела?
— За таких именно и должна болеть.
— У вас. У милиции. У меня других забот хватает. Вон с капиталки машины гонят — ни к черту! — он широким взмахом руки указал на окно.
— Товарищ Баранников, этого парня нельзя увольнять, — сказал Виталий. — Пропадет. У вас же тут и отчим его работает.
— Вот именно! И он пришел, говорит: «Сладу с ним нет». Одним словом, всё. Уволили, и баста!
— Нет, не баста! — рассердился Виталий. — Вы права не имели его увольнять!
— Я свои права знаю, дорогой товарищ, — загрохотал Баранников. — И прошу в административную деятельность не вмешиваться! — он побагровел и так сжал ручки кресла, что побелели косточки на пальцах. — Благодетели нашлись за чужой счет! Вам что — только попросить! А мне здесь мучайся с таким! Заступники!..
Спор разгорался, и Виталий чувствовал, что выиграть его не удастся.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Мы еще к этому вопросу вернемся, товарищ Баранников.
Он выскочил из кабинета, весь дрожа от еле сдерживаемой, бессильной ярости.
Но уже в троллейбусе Виталий начал понемногу остывать. Собственно говоря, чего он взбеленился? Он же узнал то, что требовалось: Васька сейчас не работает. Баранникова тоже понять можно. А Васька в конце концов устроится на другое место. Сейчас главное не это, сейчас надо заставить его признаться в краже из музея. Но тут вдруг перед Виталием встало лицо Веры Григорьевны, измученное, виноватое, в желтом свете слабой настольной лампы, и он, словно наяву, услышал ее тихий голос: «Почему-то верю вам. Вы нам поможете». И Виталию стало не по себе, словно он уже чем-то обманул эту женщину. «Поможете…» А как помочь? Неужели начать драку с этим Баранниковым? Но как к такому вмешательству отнесется сам Васька?.. То есть что значит «как отнесется»? Нет, брат, шалишь!.. Здесь надо действовать сообща…
И Виталий на первой же остановке выскочил из троллейбуса и пересел на другой.
Через полчаса он был уже в штабе дружины. Виталий собрался узнать адрес Виктора Сахарова, но неожиданно застал его самого.
— Едем, — без всякого предисловия торопливо объявил он. — Там по вашей милости уволили Кротова. Теперь расхлебывать надо. Пропадет парень.
— Чего, чего?.. — не понял Сахаров и удивленно посмотрел на Виталия, видимо не сразу его узнав.
— Едем. По дороге все объясню.
— Но у меня…
— Слушай! — разозлился Виталий. — Тут судьба человека решается! Поехали!
Он был так решителен и взвинчен, что Сахаров невольно уступил натиску.
По дороге они решили заехать к Ваське.
На звонок отперла соседка.
— Вася? — переспросила она, не снимая с двери цепочку. — В булочную, что ли, ушел. Баклуши ведь бьет, прохиндей непутевый.