– Я уже начинаю переживать.
– Не волнуйся. Верну тебя Таху в целости. – Я открываю водительскую дверь и забираюсь в машину. Кай садится на пассажирское сиденье. – Если, конечно, ничего не случится.
– Мы останавливаемся, когда жарко. Мы не едем по плохим дорогам в темноте. Что может случиться плохого?
Я завожу двигатель и широко улыбаюсь, но мой взгляд невольно устремляется туда, где мы видели койота.
– Ну всегда есть риск нарваться на монстров.
Мы останавливаемся чуть позже полудня, как я и сказала – сразу за Твин Лейкс. Озер здесь, конечно, никаких нет[40]. Любая вода, которая была здесь когда-то, давно высохла.
Кай сидит, скрестив ноги, на пыльном клочке земли – в условной тени, отбрасываемой скалой. Галстук перекинут через плечо, но очки будто приросли к носу. Он жует кусок вяленого мяса, которым нас щедро снабдил в дорогу Тах. Мы отпиваем из одной фляжки, делая размеренные глотки – ровно столько, чтобы не пересыхало во рту. Если раньше было жарко, то теперь как в печке. Проведите на солнце несколько минут, и вы почувствуете, как начнет гореть ваша кожа. Вы ощутите себя тушкой, засунутой в микроволновку. На таком свирепом солнце не спасает даже наша естественная смуглость. Но как в любой пустыне – это сухая жара. Если под прямыми солнечными лучами невыносимо, то в тени на добрых двадцать градусов прохладнее. Поэтому я припарковала грузовичок как можно ближе к тенистой скале, накинула одеяло с подветренной стороны, чтобы закрыться от порывов пыльного воздуха, после чего мы с Каем разделили обед.
– А почему этот Пес-Законник назвал тебя уродкой?
– Потому что он идиот, – отвечаю я с полным ртом мяса.
– Это понятно. Но это не ответ на мой вопрос.
Я глотаю мясо. Не торопясь выбираю жареный пиньон из маленькой холщовой сумки на шнурке. Потом смотрю на медика-стажера и кладу пиньон в рот. Он стал прогорклым, и я с отвращением его выплевываю.
– Тах рассказывал тебе что-нибудь о силах кланов?
Обливаясь потом, он расслабляет галстук и оттягивает рубашку от груди.
– Ну что это дары дийин[41]дине. Что они бывают только от двух первых кланов – сначала от матери, потом от отца. И что проявляются они только во время большой нужды, да и то не у всех, а только у благословленных.
– Тах назвал это благословением? Дарами Святого Народа?
Кай откусывает еще кусочек.
– А это не так?
– Твой аччей[42] постоянно хочет как лучше, но чаще только портит.
Я прислоняюсь спиной к колесу своего грузовичка и подтягиваю колено к груди, потому что очень хочется почесать икру. Кай сидит напротив меня.
– Думаю, все зависит от точки зрения, – говорит он. – Один видит плохое, происходящее с ним, как несчастье, другой – как потенциал для роста.
Я громко фыркаю.
– Бывают и просто плохие вещи. В страдании нет никакой искупительной ценности. Вся эта благородная чушь придумана для лохов. Чтобы не пугать их первобытной дикостью.
Кая мои слова не смутили.
– Пока я ждал оформления документов на границе в Рок-Спрингс, я познакомился с одной девушкой. Не помню, как назывался клан ее матери, но она была рождена для Тхажии Дине.
– Тхажии? Не знаю такого.
– Индейка. Ее родили для клана Людей Индейки.
– Хм…
Даже не представляю, как индейка может проявиться в качестве силы клана.
– У нее природное чутье на индеек. Она чувствует диких индеек в радиусе мили. И они идут к ней. Она может позвать – а у нее есть эта способность Людей Индейки, – и птицы будут ее. Возможно, это не та супермощь, о которой мы все мечтали в детстве, но когда умираешь с голоду и срочно нуждаешься в пище, то умение приманить индейку может оказаться чертовски полезным. Плюс – можно торговать перьями. – Он поднимает руку открытой ладонью вверх. – Типа, держите, вот вам дар.
– То, что сила одного из кланов доброжелательна, не означает, что таковы все.
– Ты сказала, что страдание никогда не приносит ничего хорошего. А я говорю, что бывает по-разному. – Он откусывает еще один кусочек мяса, и мы делаем из фляги по глотку. – Расскажи, почему так разволновался твой друг из правоохранительных органов?
Мой рот непроизвольно кривится.
– Зачем тебе это знать, Кай? Ты боишься, что тебя со мной увидели?
– Вовсе нет, – отвечает он с обезоруживающей улыбкой. – Я здесь новичок, не забыла? Я подумал, если ты и Длиннорукий – естественные враги, то, вероятно, это признак того, что мы с тобой должны подружиться. Он вел себя как полный псих. И я, кстати, разделяю точку зрения своего аччея. Если дийин дине благословили тебя в трудную минуту, то это едва ли превращает тебя в уродку.