Траум прикусил язык. Танки эсэсовцев поехали именно туда, к уцелевшей избе, в которой разместились ребята Троттентота, сейчас отсутствующие. Кто-то уже показал гостям дорогу. У Траума не было никаких сомнений, кто именно. Айвар Блауманис, сержант, командовавший латышами из добровольческой дивизии. Офицеры в этой части были немцами, но кто-то погиб во время наступления, а кто-то лежал в госпитале.
- Прекрасно. Благодарю вас, - кивнул Крюгер.
- Не смею вас больше задерживать, - сказал Траум.
Крюгер улыбнулся и направился к двери.
Но, несмотря на подпись Гиммлера, отбивающую всякое любопытство, Трауму все-таки хотелось знать, чем собираются заняться сотрудники Аненербе на его территории.
- А каковы ваши планы, герр оберштурмфюрер? - спросил он в удаляющуюся спину.
Крюгер обернулся.
- Поужинать, - широко улыбаясь, сказал он. - Парни уверяют, что все будет готово часам к шести. Мы будем рады вас видеть, если вы заглянете на нашу маленькую вечеринку.
Траум, поняв, что команда Крюгера не собирается становиться на довольствие в ротной полевой кухне, облегченно вздохнул.
- Разумеется, - кивнул он. - Я загляну к вам.
- Будем ждать, - миролюбиво сказал Крюгер. - Парни по дороге задавили танком лося, выскочил прямо под гусеницы, представляете? А повар у нас хороший. Так что приходите, поделимся лосятиной.
Он снова отдал честь и вышел. Траум проводил его задумчивым взглядом. Крюгер умел произвести впечатление. Однако пожилой гауптманн был наблюдателен, и это его свойство нельзя полностью отбить даже подписями самых высокопоставленных лиц.
Рост, телосложение и особенно форма черепа Крюгера не соответствовали тем высоким требованиям, которые предъявлялись кандидатам в члены СС последние лет десять. Это видел даже Траум, не являвшийся специалистом в вопросах чистоты крови.
А значит, Крюгер вступил в СС еще тогда, когда на эти признаки не обращали такого пристального внимания. То есть не менее десяти назад.
7 декабря 15:30 береговая линия Рдейских болот
Проводник замялся на краю болота, пытаясь найти тропу. Но ее, видимо, занесло снегом. Пехота и танкисты остановились в чахлом подлеске, чтобы перекурить. Беккер, радист 715 танка, извлек откуда-то термос с горячим кофе и угостил членов своего экипажа. Остальные танкисты наблюдали за ними с некоторой завистью. Рачительность и оборотистость Беккера была известна; его товарищи жили, по выражению командира взвода, как у Христа за пазухой. Беккера неоднократно пытались переманить в другие экипажи, но он всегда мягко отказывался.
Метцгер, командир танка 715, отхлебнул кофе и направился к командиру взвода. Клаус Троттентот и командир еще одного танка стояли на краю трясины. Надо было оценить местность, по которой им предстояло передвигаться.
Раньше Метцгер радовался, увидев просвет между деревьями. Танки вообще созданы не для боя в лесистой местности. Но теперь, когда Метцгер знал, что означают эти просветы, точнее, что они могут означать вовсе не поляну или луг, где можно нормально разогнаться и прицелиться, а бездонную яму, способную пожрать танк в один присест, он старался избегать этих прогалин.
Пустое пространство, развернувшееся перед командирами танков, для прогалины было слишком велико. Проводник, по крайней мере, привел немцев туда, куда обещал - к рдейским болотам. Всюду, сколько хватало взгляда, вздымались сугробы и ледяные заструги, похожие на грабли, которые великаны побросали на своем поле перед тем, как уйти. Что до высоты сугробов, то Метцгер видел брустверы окопов, которые были намного ниже. Однако, в отличие от честных и прямолинейных брустверов, сугробы, следуя прихотям создавшего их ветра, изгибались, словно змеи. На льду зияли зловещие черные полыньи. Завершая картину, исполненную тоски и безнадежности, тут и там торчали голые, искривленные стволы деревьев.
Метцгер прищурился.
Сегодня было пасмурно. Дальний край болота тонул в серой дымке преждевременных сумерек. Но там, на островах, действительно виднелись постройки типа шалашей. И вроде бы башня из красного камня. Метцгер моргнул. Башня исчезла, исчезли и шалаши. Их неверные контуры растворились в окружающем пейзаже. Вполне возможно, что не было на острове ни шалашей, ни башен. Была лишь привычка мозга придавать всему увиденному знакомые, понятные очертания, какими бы зыбкими ни были увиденные силуэты.