- Пейте, - сказал Метцгер. – А то угодите в госпиталь.
Кауэр не хуже командира знал, что обоз с медикаментами последний раз приходил еще до того, как их танк выдвинулся на эту безумную операцию. Кауэр торопливо приложил фляжку к губам, сделал несколько глотков, поперхнулся от неожиданности и пробрался, кашляя, на свое место.
В тот момент, когда Кауэр устраивался в своем гнезде стрелка, все и произошло.
Они хлынули из камышей, словно ждали именно этого – когда стрелок 715-го вернется на свое место. Черные, серые, белые фигуры, в ватниках и маскхалатах, с автоматами, ружьями и только что не ножами в руках.
Мотор 715-го взревел. Штайнер все еще пытался спасти товарищей. Он хотел выдернуть 713-й из болота. В обреченный танк уже полетели гранаты. Земля заходила, задрожала под танком. Ало-черное заволокло смотровую щель.
- Кауэр, огонь! – яростно выкрикнул Метцгер.
Стрелок промедлил какую-то секунду. Кауэр боялся попасть по своим же. Пехота вернулась на выручку к попавшим в ловушку танкам. Но все же Кауэр выстрелил. Пулемет загрохотал, затрясся. Во всем этом шуме Метцгер не мог услышать, как лопнул трос. Метцгер почувствовал это – 715-й резко рванулся назад и смял своей кормой какое-то дерево.
Беккер, исправно передававший приказы командира взвода, на этот раз молчал. Метцгер воспользовался случаем, пока ему никто ничего не запрещал, сделать то, что сам считал нужным и правильным. Он направил пушку в ту сторону, где, как ему помнилось, в сумраке пасмурного зимнего дня виднелись какие-то постройки, и выстрелил левее уже горящего 713-го.
Штайнер тут же сдал еще назад и вправо, освобождая командиру огневую биссектрису. Метцгер выстрелил второй раз – в силуэт башни, все еще заметный, несмотря на бушующий перед танкистами огонь.
Неизвестно, какой из выстрелов достиг цели, но результат превзошел все ожидания.
Тяжело ухнуло. Метцгеру на миг показалось, что десятитонный танк подбросило в воздух. Над болотом взвился фонтан грязи. Башня из красного кирпича исчезла. Рядом с ней что-то нещадно чадило, клубы жирного дыма застилали небо.
- Пороховой погреб! – в восторге вопил Кауэр. – Командир, вы попали в их склад боеприпасов!
- Вряд ли, - ответил Метцгер. - Они не идиоты, чтобы хранить взрывчатку в хорошо видимой башне. Просто башня старая, грунт слабый. Она только и ждала момента, чтобы просесть...
- Первым выстрелом вы что-то зацепили в их лагере, - заметил Штайнер.
Метцгер пожал плечами. Горело и правда знатно. Сначала огонь нехотя пожирал что-то сырое, давая лишь дым, но теперь на острове плясали хорошо различимые и с берега языки пламени.
- Глушите двигатель, - сообщил Беккер.
Штайнер покосился на Метцгера. Тот кивнул – он тоже это слышал в своем наушнике. Водитель 715-го выполнил приказ.
Метцгер выглянул наружу.
Партизаны отступили. У них теперь было чем заняться и кроме беспомощно завязшего в трясине немецкого танка. Например, тушить пожар в своем лагере. Спасать из трясины своих женщин и детей.
На истоптанном черном снегу остались лишь мертвецы, одетые во что попало, вперемешку с обгоревшими трупами танкистов и просто солдат. Снаружи раздался громкий стон. Грубер был жив, хотя от него немного осталось. Командир танка 713 умирал, истекая кровью на грязном снегу, а товарищи ничем не могли ему помочь.
- Зуменин, - вдруг как во сне сказал Метцгер. – Я понял. Это у них семейное дело.
Никто из экипажа не ответил. Танкисты были слишком подавлены случившимся, чтобы обращать внимание на странные слова командира.
7 декабря 1941 г, д. Подмышье. 18:15
Такт и вежливость подсказали Трауму, что идти в гости с пустыми руками будет не совсем правильно. Но какой подарок он мог принести?
Во-первых, все необходимое и даже больше у людей Крюгера было. Айвар Блауманис, командир латышей из охранной дивизии, беззастенчиво наблюдавший за разгрузкой, уже доложил, что помимо танков, гости пригнали подводу, забитую мешками и кадушками. Окровавленная туша лося, о которой упоминал Крюгер, лежала поверх остальных грузов.
Во-вторых, не так уж много имел Траум, чтобы поделиться. У него была бутылка хорошего коньяка, еще из французских запасов, но, увы, основательно початая. И тогда адъютант Траума, Брандт, вспомнил про песочный торт, который прислала ему мать. Песочное тесто хорошо тем, что может храниться долго; Брандт получил торт прошлой почтой и намеревался съесть его на Рождество.
Но судьба в лице танкового взвода СС распорядилась инача. Траум и Брандт прихватили тортик с собой , когда около шести часов направились в гости.