Поляна уже вся была испещрена кровавыми бороздами.
- Не наступайте на линии! - нервно кричал Ленц. - Иначе я ни за что не отвечаю!
Но один угол танкисты все-таки затоптали. Штольц молчал, пока солдаты, действуя аккуратно и быстро, пока нервный ученый не видел, незаметно нарисовали его по новой.
Последнему латышу почти удалось сбежать. Он, видимо, пришел в себя давно. Ленц провозился дольше, чем рассчитывал, и действие снотворного закончилось. Солдат успел во всех подробностях рассмотреть порядок использования своих товарищей. Штольц видел, как темная фигура медленно ползет по снегу в сторону леса, но не издал ни звука.
Латыш успел доползти до берез, укутанных в лохмотья инея. Еще минута-другая, и солдат скрылся бы в лесу, где танки, только что уверенно ехавшие по плотной снежной целине, вдруг целиком проваливались в болото, и хорошо, если экипаж успевал выскочить. В лесу, в котором мрачные, озлобленные, готовые на все партизаны сидели, по ощущениям Штольца, за каждым кустом, сжимая в руках кто автомат, кто дедовский дробовик, а кто и противотанковое ружье. В жутком лесу, куда пехота не совалась без прикрытия танков.
И под защиту которого латыш теперь так стремился.
Несчастного догнали. Это было легко.
- Не надо, - жалобно сказал солдат, когда его подняли.
С его рукавов отряхнули снег и потащили к доктору Ленцу. Тот ждал, нетерпеливо помахивая ножом. С лезвия капало густое и темное. Штольц еще удивился тому, что кровь предыдущей жертвы до сих пор не свернулась. Хотя, мороз...
Но Штольц не дал себе отвлечься от другой мысли, неуютной, как колючая проволока.
Жертва.
Да.
Вот что они делали.
Они совершали жертвоприношение темным богам зимы.
Штольц прошел с «Мертвой головой» весь ее извилистый боевой путь. Он был из тех ребят, которых набрали еще из охраны Дахау. Штольц грабил, убивал, жег людей заживо и делал много чего другого, испытывая приятное чувство исполненного долга. Но сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке.
И ему было противно чувствовать себя так.
Ленц распорол вену на руке последней жертвы, наполнил чашу. Одни танкисты остались удерживать солдата - он продолжал отбрыкиваться, хотя и очень вяло. Другие понесли чашу вдоль намеченной линии, проливая кровь на снег.
Круг надо было замкнуть.
Штольц видел, что Крюгер и Бреннер, стоя у танка, о чем-то говорят.
Хотел бы он знать, о чем.
* * *
Увидев идущего к танку Ленца, Крюгер сказал:
- Помогите мне, Дитер.
Дитер Бреннер, водитель танка, тоже видел, что предварительные приготовления закончены. Ленц начертил на снегу все символы, которые хотел. Сумерки уже легли на поляну. Ленц, желая то ли подсветить себе площадку, то ли исходя из магических требований к ритуалу, расставил на поляне огромные масляные светильники. В округлые жестяные плошки, венчавшие острые металлические треноги, вошло бы больше супа, чем в миску Бреннера. Но Ленц наполнил их маслом и поджег. На поляне не стало светло. Наоборот, тьма за ее границами стала гуще и осязаемей. Отсюда Бреннер не мог различить лиц товарищей, стоявших у танков на другой стороне поляны. Лишь смутные силуэты.
Что оставляло простор для размышлений, кто же действительно там стоит.
Крюгер запрыгнул внутрь танка и чем-то гремел там. Бреннер вскарабкался на броню и принял тяжелый, угловатый ящик, который Крюгер подал ему в люк снизу. Затем Крюгер выбрался наружу. Они вместе крайне осторожно спустили обитый железом ящик на снег около танка. Крюгер достал из кармана ключи, отпер замок на крышке ящика. К танку подошел Ленц. Крюгер отодвинулся, давая возможность ученому самому извлечь свой инструмент.
Увидев прибор впервые, Бреннер принял его за аккордеон. Впрочем, прибор выглядел немного странно и для аккордеона. Растянуть его меха было нельзя. Они намертво крепились к невысокому основанию инструмента, сделанному из полированного красного дерева. Клавиши были крупнее и располагались не на панелях по сторонам от мехов, а наверху, на широкой плоской дощечке. Они все были подписаны. Но если на левой стороне панели находились вполне понятные стрелочки влево-вправо, вбок, вниз, а также забавные, крохотные, но четкие изображения согнутой руки или ноги, то знаки на правой части дощечки были вовсе незнакомы Бреннеру.
Однако название "аккордеон" прилепилось к чудному инструменту. Бреннер сам слышал, что его так называют между собой не только солдаты, видевшие его только на вчерашнем концерте, но и сами Крюгер с Ленцем.