Глава 1
7 декабря 1941 г, д. Подмышье. 12:15
Герр гауптманн Эрнест Траум отхлебнул из чашки поморщился. Чай был слишком горячим. Герр гауптманн обжег язык, и и настроение у него окончательно испортилось.
А оно и так было муторно тоскливым последние дня три.
Рота под командованием герра гауптманна вместе с остальными подразделениями двести восемьдесят первой охранной дивизии ворвалась на удерживаемые партизанами территории, заливая все огнем, пропахала ее практически насквозь и теперь обосновалась в самом сердце Партизанского края, в глухой деревушке с непроизносимым названием. Ну, точнее, в том, что осталось от деревни после развлечений латышей - именно они составляли основной костяк роты. Гюнтер Брандт, адъютант Траума, перевел название деревни: "Подмышье" означало либо "под мышами", либо подмышку. Итак, они забрались партизанам прямо в подмышку. Траум знал, что генерал Шпейман, руководитель карательной операции, уже отрапортовал вышестоящему начальству об удачном ее завершении и полном разгроме партизан.
Но Шпейман сидел в теплом штабе, а Траум - в разоренной деревушке, заваленной снегами, окруженной лесами и болотами. И сегодня утром Траум отослал в помощь соседям в их рейде по партизанским тылам последние остававшиеся у него четыре танка под командованием Клауса Троттентота. Танковый взвод вообще-то должны были прикрывать госпиталь, находившийся в Подмышье. Теперь же под командованием Траума остались одни латыши, и герру гауптманну было очень неуютно.
Последнее время латыши из охранной дивизии вообще отбились от рук. Как они издевались над пленными! Их можно было понять, конечно. Советы оккупировали их страну три года назад и тоже вряд ли стеснялись. Но действия против партизан - это же не настоящий бой; это бойня.
Траум, морщась, подул на чай. Брандт, лежавший на лавке в углу комнаты (такой вольности в присутствии командира еще полгода назад адъютант бы и представить себе не мог), шевельнулся и сказал негромко:
- Можно в блюдечко перелить. Быстрее остынет.
"Пребывание в этой проклятой стране не разлагает только людей, очень крепких духом", уныло подумал Траум.
Он был достаточно честен с собой, чтобы не относить себя к последним.
Траум со стуком снял чашку с блюдечка и перелил чай. По краю чашки шел голубой узор. Эта почерневшая чашка, с выщербелнным от частого использования краем, с такой силой напомнила Трауму его дом, где он столько раз пил чай из почти такой же чашки, что тоска захватила его целиком, как удав заглатывает овцу. Траум словно ощутил в руках бархатную корочку верного кляссера. Ему захотелось коснуться зубцов своих любимых марок. Если притронуться к ним под определенным углом, они приятно покалывали кожу.
Да, он тосковал. По своим маркам с зубцами, по жене, по нормальному чаю, в конце концов, ведь пить невозможно эту обжигающую бурду. Обоз с продовольствием и боеприпасами задерживался, ждали со дня на день. Повар делал, что мог, но этот чай имел такой вкус, будто в него накрошили еловую кору и шишки!
Траум уже бывал в России. Вот почему его перевели сюда из Франции год назад, но он-то этого не хотел! Да, сначала все было иначе, чем в прошлый раз. Они шли вперед, едва поспевая за отступающими русскими. Но теперь они завязли. А Эрнест Траум давно знал, что такое Россия. Огромная страна с бесконечными лесами и угрюмыми злобными жителями. Хоть она теперь и называлась Советами, здесь ничего не изменилась.
Разница была лишь в одном. Теперь Траум стал намного старше и потому задавался вопросом, который в юности не приходил ему в голову - а вернется ли он домой?
Герр гауптманн отхлебнул чаю. Тот остыл и стал противно теплым. Траум выглянул в окно. Здесь, в этой проклятой стране, зимой очень темно. Красное, больное солнце выползает на небо часа на три, а потом все снова погружается во мрак. Сейчас с неба сочился серенький унылый сумрак. Траум подумал, что уже часа четыре дня. Он посмотрел на часы и усмехнулся - четверть первого. Практически полдень.
Просто сегодня было пасмурно.
Траум услышал знакомый рев моторов и улыбнулся. Похоже, танковый взвод под руководством Троттентота уже справился со своей задачей и возвращался в исходную точку дислокации. Траум подошел к окну как раз в тот момент, когда мимо дома, занимаемого герром гауптманном, по узкой улице пошли танки. Траум изумленно смотрел на них.
Это были немецкие танки. Но подразделение, находившееся под командованием Траума, разъезжало на чешских "тридцатьвосьмерках", а за окном сейчас проходили новенькие "тройки". Да и судя по бортовым номерам, в этой танковой роте имелся даже четвертый танковый взвод, в то время как в 207-й роте сохранил свою боеспособность лишь первый. К тому моменту, когда Траум заметил разухабисто намалеванные на башнях черепа, он уже и так догадался, откуда эти танки.