Едва проклюнулся ранний летний рассвет, Александр поднялся. Достал забытые гири и эспандер, долго истязал себя, обливаясь липким потом, полузабытыми упражнениями. Потом полез под душ. Тщательно выбрился. До режущей стрелочки отутюжил брюки. Надел свежую светлую рубашку. Хотел было и галстук напялить, но передумал, решил, что это будет чересчур. И направился к Наташкиному окошку едва ли не к самому открытию.
Привычных завсегдатаев пока не было. Лишь одинокий интеллигент с пустым полиэтиленовым пакетом в руке брезгливо похмелялся, как-то воровато-стеснительно оглядываясь. Наверное, специально в магазин напросился с утра, соврав жене, что кефиру захотелось…
«Вчера примерно в это же время я тут стоял, — думал Александр, — не ведая, каким жутким получится день».
Его внешний вид Наташку озадачил. Глядела сквозь стекло изумленно, едва ли не с почтением. Вчерашней снисходительности во взоре уже не читалось. Сегодня уже постеснялась бы показать фамильярно пальцами: поправить, мол?.. Лишь восхищение в глазах. И все та же похоть женская.
— Сан Саныч, ты чего это сегодня ни свет ни заря, да еще и при параде?
— Все, Наташенька, за ум берусь, — сообщил Харченко. — Начинаю работать.
— Ну и слава Богу! — искренне сказала она. И тут же, без перехода: — А я вчера тебя долго ждала.
— Я уж было совсем собрался, — соврал он. — Но как увидел, что опаздываю, решил не торопиться. Дело хорошее начинаю.
Она примолкла. И Александр понял, о чем она сейчас заговорит.
— Я ведь, Сан Саныч, и не знала, что наша-то Анна Валентиновна твоя супружница бывшая.
Харченко поморщился:
— Не надо об этом.
Наташка скорбно поджала губы, покивала участливо. Ее и любопытство распирало, и жалость бабья, и ревность глупая к покойнице…
Александр не дал паузе затянуться:
— Наташа, у тебя деньги есть?
— Сколько тебе нужно? — с готовностью потянулась она к кассе.
— Погоди, не суетись. Я, во-первых, тебе долг вернуть хочу. А потом мне нужно крупную сумму на более мелкие купюры разменять.
— Поменяю, чего уж там…
И осеклась, увидев плотные пачки в его руках.
— Что, Сан Саныч, клад нашел? Или это аванс под будущую работу?..
Он не ответил. Да и что тут ответишь?
Наташка начала лихорадочно выбирать купюры из кассового аппарата.
— Наташенька, милая, я ведь не собираюсь с мешком денег ходить, — коротко хохотнул Харченко. — Мне не такая мелочь нужна.
— Так где же я тебе другие возьму?.. Хотя, — она понизила голос, — может, баксы лучше возьмешь? Хочешь — в долг, а нет — я тебе их по курсу, без накруток, сколько захочешь, уступлю.
Это был выход.
— Годится, давай «зеленые»…
Все это время между ними не ослабевала некая неловкость. Наташка о беседе со следователем заговаривать не решалась, не зная, в курсе ли Александр. Да и ему тоже разговор начинать было неудобно.
— Так о чем вы вчера со следователем говорили? — заговорил, наконец.
— А ты уже знаешь?
— А то как же? — усмехнулся. — Земля, как говорится, слухом полнится…
Ему все мерещилось, что где-то поблизости вьется дух Анны. Очевидно, бессонная ночь шутки играла.
Наташка слегка покраснела. Это ж надо, на такой-то работе — и не разучилась…
— Нас когда начали по одному на допрос вызывать, где, говорят, были, что видели и слышали? Ну, я и говорю, что работала все время. А они, следователь то есть, говорят, что окошко я ставнем закрывала на какое-то время. Ну, куда было деваться, я и говорю, что, мол, полюбовник у меня был как раз. А они, оказывается, про нас с тобой уже знали: им про это твой этот друг сказал, Серега-инженер, да и кто-то из работников наших видел, как ты ко мне проходил. Тут они мне и говорят, что ты бывший муж нашей-то Анны-то Валентиновны… Куда только твои глаза-то глядели, когда уходил от нее? Красивая такая…
— Не я ушел, она. И хватит об этом! — Смутившись своей резкости, добавил мягче: — Не надо об этом. Хорошо?..
Продавщица с готовностью кивнула.
Тут-то и появился Серега.
— Все, Наташенька, счастливо, ate a vista. Даст Бог, еще свидимся.
И поспешил навстречу другу, чтобы не видеть ее и не слышать.
Майор запаса Александр Харченко переходил в другую ипостась своего существования.