— Джентльмены, я отвык от таких прогулок, — пожаловался он. — Долго нам еще? Вы оторвали меня от завтрака. Дайте хотя бы воды.
Илья кинул ему флягу, и Форсайт не смог ее поймать. Долго отряхивал песок, протирал горлышко платком, а когда стал пить, струи потекли по отвисшим щекам.
Они добрались до места, когда солнце уже стояло в зените.
— Вот здесь мы лежали, — сказал Брикс, показав на яму, окруженную клочками сухих стеблей. — Вот тут лежал Эд. Мы с ним о чем только не переговорили в ту ночь….
Я не давал ему заснуть. Все наши дела вспомнили. Всем девчонкам косточки перемыли, хорошо, что Мойра не слышала. Ведь у Эда на каждой ярмарке была подружка, и не одна. Как у тебя, Крис, небось в каждом порту кто-то есть?
Он наклонился и подобрал с земли пару потемневших гильз.
Кирилл тоже спешился и прошелся, разминая ноги. Илья оставался в седле, удерживая лошадь Форсайта.
— Ну что, начнем? — Энди Брикс достал револьвер. — Билли, отпусти его.
— Что такое? — пролепетал Форсайт, пытаясь поймать болтающийся повод. — Что вы себе позволяете…
Илья взмахнул плеткой и хлестнул кобылу Форсайта по крупу. Лошадь взбрыкнула и отскочила вперед. Форсайт чудом удержался в седле. Еще один взмах плетки — и кобыла затрусила вперед.
Брикс дал ей удалиться не дальше, чем на десяток шагов, и выстрелил.
Форсайт вскрикнул и зашатался в седле. Кобыла снова взбрыкнула, присела и тряхнула крупом, сбрасывая седока.
Они подошли к нему, и Брикс ногой перевернул Форсайта на спину.
— Теперь ты знаешь, каково это, когда пуля выбивает из седла, — сказал он. — Через пару часов ты будешь знать еще больше.
— Подонки… — жалобно промычал Форсайт, обеими руками держась за грудь.
Он посмотрел на свои окровавленные пальцы и заскулил от ужаса.
— Подонки! Ты, грязный подонок, ты стрелял в меня! В спину стрелял! В безоружного! Грязный подонок!
— Если б я не был подонком, мы бы не встретились, приятель, — сказал Энди Брикс. — Вот теперь лежи и вспоминай, был ли рядом с тобой хоть один порядочный человек? Сомневаюсь. Порядочные люди держатся подальше от таких, как мы с тобой.
— За что… — простонал Форсайт.
— А вот это — правильный вопрос. У тебя будет время, чтобы поискать ответ. Лежи и думай. Часа через два ты потеряешь сознание. Боюсь, времени слишком мало, чтобы ты вспомнил всех, за кого мы с тобой рассчитались.
Кирилл похлопал Брикса по плечу:
— Нам пора.
— Воды! — неожиданно громко взвизгнул Форсайт. — Дайте мне воды!
Они отъехали довольно далеко, а он продолжал кричать: «Воды, воды!»
— Надо было его добить, — сказал Илья. — Что такое одна пуля для эдакого борова? Вот увидишь, он встанет. Надо было добить.
— Зачем? — Брикс пожал плечами. — Тогда он ничего не поймет. А если поймет, сам жить не захочет.
Кирилл скинул плащ и отшвырнул белую шляпу. Она покатилась по песку, подпрыгивая и кувыркаясь под ветром.
— Это был последний маскарад «Потрошителей», — объявил Брикс, — и наша последняя драка. Никогда еще мне не было так паршиво, братишки.
— Принять бы сейчас ванну, — Илья зевнул. — Нет, сначала нажраться текилы, свалиться под стол, выспаться. А потом уже — ванна, немного рислинга, чистое белье…
— А в баню не хочешь? — спросил Кирилл.
32
Небольшой бревенчатый дом с одним-единственным окошком и высокой трубой стоял над ручьем, и стена его нависала над запрудой, выложенной булыжниками. Плоские камни лежали в траве, образуя удобную дорожку, и Кирилл поднимался по ней вслед за Лукой Петровичем, за ними бодро хромал Ахо, а последними шагали Илья и Энди Брикс.
Все они, босые и обернутые в белые полотнища, должны были пройти ритуал очищения. Их старые и новые раны были замазаны зеленым жидким тестом, которое быстро превратилось в липкую корку. Ногу Ахо, слегка обструганную шайенским томагавком и пулей Грубера, плотно укутывала кора неизвестного наукам растения. А ко всем ссадинам и синякам великий врачеватель Лукас прилепил жгучие засоленные листья, которые извлек из бочки.
Он остановился перед входом в парную.
— Отдышитесь. Успокойтесь. Думайте только о том, как хорошо вам сейчас будет. Как хорошо избавиться от грязи. Как хорошо смыть кровь с души. Как хорошо заново родиться…
Слушая его, Кирилл глядел вниз и видел свои босые ступни. По ноге бежал муравей, останавливаясь, вертя головой и снова перебегая вперед и вверх. Кирилл уже поднял другую ногу, чтобы пяткой придавить наглеца, но передумал и осторожно стряхнул его краем простыни.
Они расселись по мокрым лавкам в темной парилке. Лукас плескал воду в огромную печь, и воздух густел на глазах, превращаясь в мягкий обжигающий пар. Пот выступал на плечах крупными бусинами и градом сыпался с лица.