«При первой возможности? Тогда надо уходить прямо сейчас», — хотел сказать Кирилл.
Да, если уходить, то немедленно. Скоро ранчо обложат со всех сторон. Хорошо, если те, кого вызвал Остерман, смогут сюда пробиться. А если нет? Вдруг федеральный маршал соберет большой отряд и просто возьмет ранчо штурмом? Стоит ли церемониться с теми, кто объявлен вне закона?
Да, уходить надо прямо сейчас…
— Нам придется подождать Энди.
— Я же говорю — уйдем при первой возможности. У нас нет такой возможности, пока Энди не вернулся.
Кирилл поглядел на раненого, валявшегося у них под ногами.
— Ему будет приятно побеседовать с этим ублюдком.
— Кто таков?
— Потом расскажу. А сейчас покажи мне мое место.
— Думаю, тебе понравится стрелять с крыши.
Они приставили лестницу и забрались на чердак. Осмотрев позицию, Кирилл остался доволен. По углам, возле отверстий в разворошенной кровле, стояли заряженные «спрингфилды» — старое, но надежное оружие.
— Как с патронами?
— Откопали старые запасы. Не знаю, как они сохранились.
— Воду приготовили? Чтобы не бегать к колодцу под огнем.
— Вот же зануда, — возмутился Остерман. — Хорошо, что ты так поздно появился. Приготовили. Ты лучше скажи, что за девочка с тобой?
— Хорошая девочка, — сурово ответил Кирилл.
— И чем же она хороша? Погоди, одно ее достоинство я сейчас угадаю. Она — немая. Точно?
— Она просто не говорит с кем попало.
— В таком случае, я не понимаю — как же ты с ней познакомился?
— Отстань. Ты часы расписал, кому когда вахту стоять?
— Ой, зануда! — Илья хлопнул в ладоши. — Нет, ты мне ответь, что за человек твоя Полли. Не будет истерики устраивать, если во двор пуля залетит?
— Под пулями она держится лучше многих мужчин.
— Готовить нам будет?
— Да будет, будет… — Кирилл заулыбался. — Знаешь, что, Илюха? Она ведь — русская. Представляешь?
— Подумаешь, удивил! — Остерман пожал плечами. — Да тут полно русских.
— Полно, не полно, а ее я собираюсь увезти с собой, — сказал Кирилл.
— Так у тебя — свадебное путешествие?
— Пока еще — нет. Все не так просто. — Кирилл присел к «спрингфилду», просунул ствол в бойницу и прицелился. — Да, отличная позиция. Эд знал, где поставить дом. Не дом, а маленькая крепость.
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал Илья. — Собрался жениться? В одиночку такое дело не осилить. У нее есть родители?
— Вот то-то и оно…
— Ага! Боишься к ним подступиться? — Илья с отеческой улыбкой похлопал его по плечу. — Эх, что б ты без меня делал? Ладно, уговорил. Как только покончим с этим делом, я тебя сосватаю.
23
Десять лет назад, сватаясь к дочери Лукаса, Ахо совершил серьезный проступок: он скрыл, что принадлежит к воинскому клану, ка-итсенко.
Воины не имели права обзаводиться семьей. Их жизнь, недолгая, но славная, принадлежала племени. Ка-итсенко постоянно носили на себе ритуальную перевязь и священную стрелу. Когда начинался бой, они прикалывали конец перевязи стрелой к земле, и на этом месте стояли насмерть.
Когда-то кайова в союзе с команчами царили по всему югу Великих равнин. Но война никогда не была главным делом их жизни. Стычки и набеги всегда заканчивались примирением с соседями. Поэтому индейцы не могли понять — почему американская кавалерия не хочет мириться? Почему продолжается ее неумолимое наступление? Не хотят же, белые, в самом деле, просто истребить всех кочевников?
Оказалось — хотят.
Кайова и команчи были загнаны в каньон Пало-Дуро, и кавалерия США принялась методично уничтожать их лошадей. Тысяча мустангов была расстреляна за день.
Потеряв коней, индейцы сдались и пошли в неволю.
И тогда Ахо зарыл священную стрелу, бросил в реку винчестер и ушел в Мертвую долину.
Прирожденный охотник, он научился возделывать землю и ухаживать за скотом — за чужим скотом. Гордый и одинокий воин превратился в мирного крестьянина. Он крестился вместе с другими индейцами, потому что Лукас не мог выдать дочь за некрещеного. Он построил настоящий дом, который нельзя было разобрать и увезти на новую стоянку, но в котором зимой было тепло, а в дожди — сухо. Он жил, как белый человек. У его детей были имена, как у белых людей.
И когда на дороге между карьером и поселком его остановили незнакомые ковбои, он не подумал ничего дурного. Их фургон стоял на обочине, на треноге висел над костром котелок — мирная картина не внушала тревоги. Иногда такие заставы появлялись на всех дорогах. «Наверно, что-то случилось», — подумал Ахо.