— Вроде тебя? — отозвалась она. — Вряд ли. Больше похож на сыщика. Да какая разница? Человек он хороший. Жаль, что не с нами.
«Да, жаль, — подумал Кирилл, вспомнив, как метко стрелял Грубер по убегающим шайенам. — Лишний стрелок нам бы не помешал».
— Как приятно слышать русскую речь, — сказал он. — Раньше я только с Илюхой и мог поговорить. А видимся мы с ним — раз в год, если повезет.
— Папаша так поставил. В доме — только по-русски. Я американские-то слова первые услышала, когда уже большая была.
Мамаша у нас местная. Так он ее научил, и с нами она только по-русски говорила. А зачем? Возвращаться не собирались, у нас в России ничего не осталось. Ничего и никого. Папаша так и говорит — наша Россия у нас во дворе.
— Ну, а замуж за русского почему он тебя не выдал? — осторожно спросил Кирилл. — У вас же тут друзья, соседи, родня…
— А то самому не догадаться! Кому нужна каторжанка?
— Каторжанину, — сказал он.
И оба засмеялись.
— Ой, смешной ты. А жить где, на каторге?
— Ну, отчего же непременно на каторге… — Он набрался смелости и сказал: — У меня дом большой. Светлый. Из всех окон море видно.
— Море? — Она вздохнула. — Я и забыла, какое оно, море-то…
— Вот и вспомнишь.
Полли долго смотрела в окно, подперев щеку кулаком.
— Ну, что скажешь? — спросил он. — Ты согласна? Выйдешь за меня?
— Я бы вышла, — проговорила она, продолжая глядеть в окно. — Да только не успею. Бежать тебе надо. Бежать отсюда, и никогда не возвращаться. Вот если б раньше…
— Мы уедем вместе.
— Нет. Вместе не пробиться. По одному еще как-нибудь, а так…. Нет, Крис, ничего не получится.
— Я — Кирилл. А ты — Полина?
— Да.
— А папаша твой — Лука Петрович?
— Как ты догадался?
— Он сына назвал в честь своего отца, так?
Она засмеялась:
— Как осторожно ты спрашиваешь, будто на цыпочках крадешься… Боишься папашу-то? Его все боятся. Даже я. Надо было тебе с ним поговорить, если надумал свататься.
— Поговорю, — пообещал Кирилл. — Сделаю все честь по чести. Если ты согласна.
— Да согласна я, — просто сказала она. — Если нас до свадьбы не поубивают всех.
И вдруг привстала, повернувшись к окну.
— Керосин.
— Что?
— Керосином пахнет. Разлился где-то недалеко.
Полли легонько толкнула его в грудь:
— Что стоишь? Поджигают нас, а ты стоишь. — Она загасила свечу. — Поднимай ребят.
Кирилл вернулся в гостиную, и все повернулись к нему, пряча ухмылки.
— Наворковались, голубки? — спросил Остерман.
Кирилл снял винчестер со стены и задул свечи.
— У нас гости. Пойду проверю.
— По местам, — тихо сказал Илья, и все вышли из комнаты, бесшумно и быстро.
* * *Стоя на лесенке, приставленной к забору, он жадно втягивал пряный ночной воздух, но не замечал в нем ничего, кроме обычных степных запахов. Конюшни на соседних холмах вырисовывались черными треугольниками на лиловом звездном небе. Нигде — ни лишнего шороха, ни треска, ни удара. Тишину наполняло лишь слаженное пение цикад. И вдруг он разглядел светлую полоску в темном силуэте конюшни.
— Так и знал, — шепнул Илья, стоявший рядом. — Самую дальнюю подожгли.
Через минуту неяркое робкое пламя выбилось из-под крыши и осветило холм. Кирилл увидел метнувшуюся тень и приложился к винчестеру.
— Не спеши! — Илья взял его за плечо. — Пусть разгорится, будет лучше видно.
Огонь, выгибаясь из-под кровли, лизал крышу, а из нее уже сочился дым; скоро все строение превратилось в гигантский костер.
Кирилл прикрыл глаза ладонью, глядя на освещенный склон, а не на пламя.
— Так ты не передумал жениться? — спросил Илья.
— Наоборот. Невеста уже согласна. Осталось уломать отца.
— Черт! Да сколько же их там! — сердито пробормотал Остерман, когда поджигатели кучками стали перебегать к соседней конюшне.
— Я насчитал двенадцать, — сказал Кирилл. — Хочешь, чтобы они подожгли и вторую?
— Жалко, — вздохнул Илья. — Но лучше, если все три сгорят дотла. Не будем мешать. Говоришь, отца уломать? Как его зовут?
— Какая разница? Ну, Лука Петрович.
— Не забыть бы. Когда поедем свататься, я вплету ленточки в гривы лошадей, и к хомутам бубенцы приделаю. Здесь такого не видали. Это будет шик, Кира!
Огонь пожара осветил степь. Встревоженные птицы мелькали в раскаленном воздухе, исчезая в клубах дыма.
Кирилл понимал, на что рассчитывал Остерман. Их силы были слишком незначительны. Удержать конюшни все равно не удалось бы, и противник, засев в них, получал отличную базу для долговременной осады. А в обгоревших развалинах не укроешься.