С переговорами тоже вышла промашка. Старик вызвался уговорить защитников ранчо сдаться. Почему Клейтон ему поверил? Он же никому не верит, а тут вдруг согласился. Мутноглазый хотел возразить — и промолчал. Что же получилось? Старик исчез. А Клейтон лежит в траве и спокойно курит…
Сигара Боба Клейтона не догорела и до середины, когда из ворот ранчо вышел Рябой. На обеих руках белели свежие повязки. Он шел, растерянно оглядываясь. Заметив Клейтона, прибавил шагу, споткнулся, едва не упал, и затрусил под уклон, нелепо размахивая перевязанными руками.
Лагранж спустился вниз, к лошадям, и сел под навес из одеял — единственное укрытие от палящего солнца. Под редкими кустами, покрывавшими склон, отсыпались после бессонной ночи ковбои Клейтона.
Мутноглазый тоже всю ночь не смыкал глаз, но не чувствовал ни малейшей сонливости. Он был на взводе. В прежние годы он мог не спать и не есть сутками, пока не выполнит полученный заказ. Мог весь день пролежать в песке, дожидаясь одинокого всадника, чтобы снять его одним выстрелом, получить несколько сотен — и к утру спустить их за карточным столом….
Сейчас от него не требовалось никаких усилий. Все сделает Боб Клейтон. Или все испортит.
Клейтон подвел к нему Рябого.
— Половина дела сделана, — сказал Боб. — Осталось дождаться рассвета. Подпалим дом с двух концов.
— Они держали меня в сарае! — лихорадочно блестя глазами, заговорил Рябой. — Там опилки! От пола до потолка, сплошные опилки! Хватит одной спички!
— Погоди. До спичек еще далеко, — остановил его Клейтон. — Сколько у них людей?
— Ну…. Ну, много. Я никого не видел, они мне глаза завязали, когда допрашивали…
— Допрашивали? — Лагранж похлопал по траве рядом с собой. — Присядь. Что ты им рассказал?
— Ничего! Они все спрашивали, кто убил Коннорса, кто приказал, да зачем…. Но я ничего не сказал!
«Врет! — решил Мутноглазый. — Он им выложил все, что знал».
Клейтон потрогал повязку, и Рябой сморщился от боли.
— Что с руками?
— А ты будто не видишь! Еще трогаешь! Полруки оттяпали! А вторую насквозь прострелили! Если опять гангрена начнется, я сдохну! Боб, отвези меня к доктору поскорее!
— Да, медлить нельзя, — озабоченно сказал Лагранж. — Сейчас поедем. Боб, что я могу сказать боссу?
— Ничего не говори. Я сам доложу, когда закончу. — Клейтон сбил шляпу на затылок и вытер мокрый лоб. — И не подумаешь, что март. Припекает, как летом. А ночью зубы стучат от холода. Нет, пока ничего не говори боссу. Ты же сам видишь, если мы полезем, половины людей не досчитаемся. Я договорился. Ночью с ранчо все уйдут. Утром мы его сровняем с землей. И тогда можно будет докладывать боссу.
— Ты хочешь их всех выпустить?
Клейтон сплюнул.
— Скажу тебе так, Джо. Я не хочу их выпустить. Я хочу, чтобы они нас выпустили отсюда живыми и здоровыми. Ты сидишь тут и смотришь издалека. А я говорил с одним из них. Не с самым главным. С простым стрелком. Если там все такие, то нам лучше не трогать их. Пусть уйдут сами. Они обещали уйти, и я им верю.
Лагранж хотел смолчать, но не удержался.
— Может быть, ты им еще охрану дашь? И проводишь до города? Да нет, лучше уж до федерального суда в Форте Смит! Чтобы они рассказали обо всем не маршалу, а самому судье Паркеру!
— Ты не дослушал, — усмехнулся Клейтон. — Да, они обещали уйти. Пусть уходят. Я же не сказал, что они уйдут далеко. Мы их выпустим. И окружим. Несколько залпов с десяти шагов — и готово.
— Поступай как знаешь. — Лагранж поднялся с песка. — Рябой, ты с конем-то справишься? Возьми вон ту серую кобылу. Она как раз без хозяина осталась.
— Раненых забери с собой, — сказал Клейтон.
— Да не буди их. Сами доберутся, когда отоспятся.
* * *Рябой сгорбился в седле, намотав повод на обрубок руки. В зубах у него торчала сигара, что не мешало ему непрерывно говорить.
Лагранж подумал, что защитникам ранчо не пришлось слишком сильно пытать калеку, чтобы развязать ему язык. Люди вообще не любят боли, а такие, как этот ублюдок — особенно. С каким наслаждением он затягивается! И какая гримаса неподдельного ужаса появилась на его роже, едва Клейтон коснулся повязки на руке…
Да, он все выболтал. Вполне возможно, он рассказал им не только про убийство Коннорса. На свою беду, Рябой знал слишком много.
Сам беглый, он не раз ходил на железную дорогу, чтобы устраивать побеги другим. Таким способом на ранчо Форсайта исправно поступали дешевые и сговорчивые работники.