– Ты что, ездить разучился? – Надя отстегнула ремень.
Их прыжки в канаву и из нее были так мгновенны, что она не успела испугаться.
– Взгляни! – Роман махнул рукой в сторону дороги. Там, хищно блестя остриями, разлеглась поперек полотна зубастая лента. Надя ничего не сказала, но он заметил, как она вздрогнула. Верно, представила, что бы с ними случилось, если бы колдун не свернул с дороги.
Они выбрались из машины. Роман отчетливо ощущал присутствие неизвестных.
“Трое”, – определил он, еще их не видя.
И не ошибся – троица уже устремилась к ним. Но не те, кого ожидал увидеть Роман. Ловушку устроили вовсе не люди Колодина. Впереди бежал Николай Веселков, а с ним Дрозд и еще один, Роману незнакомый, постарше Стена и его бывших одноклассников, русоволосый, с бородкой, ну чисто витязь с картинки из детской книжки. Роман слегка оттеснил Надю назад. За спиной у них оказался мощный сосновый ствол. К счастью, фляга с пустосвятовской водой была в кармане, и это почти уравнивало силы.
– Не подходите, – предупредил он, глядя на троицу без всякой приязни. – Или…
– Стойте, ребята, – приказал приятелям Ник Весел-ков. – Мы прибыли сюда поговорить по душам, Роман Васильевич.
– Для того и ленту поперек дороги разложили, – усмехнулся колдун.
– Мы ведали, что тебе не составит труда ее заметить. И ты блестяще подтвердил наши предположения, – вкрадчиво проговорил Николай.
– Что вам нужно? – Роман решил немного потянуть время.
Если сейчас выплеснуть воду из фляги, то, пожалуй, до всех троих не достать. Нет, наверняка не достать. Пусть подойдут ближе. Разговаривая, они будут потихоньку приближаться, как три жирных кролика к пасти безобидного удава. У двоих из них с собой были пушки, и запах оружия вызывал у Романа тошноту. Но пока они не торопились доставать оружие.
– Ты, Роман Васильевич, ты мне нужен, – улыбнулся Веселков. – Я ведь шел за тобой с самого начала.
– От Питера следил? – Роман надеялся, что сейчас Веселков будет с ним откровенен.
– Нет. От Темногорска. Такой ответ удивил колдуна.
– А ты так ничего и не понял, – улыбнулся Николай Иванович. – Насмешничал, искал друзей не там, где надо. Ошибочно ты живешь, Роман Васильевич, потому как некому тебя направить.
– И кто меня должен направлять? Ты?
– Почему бы и нет? Я суть вижу. А ты – нет. Но одну службу ты мне все-таки сослужишь.
– Я никому не служу, – отвечал господин Вернон. – Только себе.
Тем временем двое из приспешников Николая подобрались достаточно близко. Но сам Веселков за время своей назидательной проповеди так и не сдвинулся с места. Ну ладно, можно рискнуть – двое из трех, и то неплохо. Тем более что у Николая при себе пистолета не было. Как всегда, только нож. Он стоял достаточно близко, чтобы уловить подобные мелочи.
– Кажется, тебе надо объяснить, кто я такой…
Но Роман не дослушал, выхватил флягу и плеснул ею в сторону обступившей его троицы. Струя, вылетев из горла фляги, превратилась в сверкающую стальным блеском плеть, а капли, отделившиеся и летящие во все стороны, – в острые разящие градины. Первой водяная плеть ударила в Дрозда, и тот, сбитый с ног как ударом кнута, повалился на землю. На долю бородатого красавца пришлось лишь несколько капель. Они дробью впились ему в бок. Но до Веселкова ничего не долетело. Он стоял слишком далеко, а за секунду до выпада колдуна мгновенно схоронился за деревом. Быстро среагировал. Недаром Роман чувствовал, что этот человек владеет малой толикой колдовской силы.
Роман прыгнул вперед, полагая, что теперь с Веселковым без труда сможет сладить. Лишь коснуться до него, и тогда… Но прежде, чем колдун успел дотянуться до намеченной жертвы, Ник поднял вверх руку, и Роман успел различить в пальцах Веселкова белую личинку, похожую на густую каплю. И ее, эту личинку, Николай сдавил так, что брызнула жидкость. В ту же секунду почудилось Роману, что в грудь ему всадили гвоздь. Он задохнулся от боли и повалился на землю, руки и ноги его выгнулись, сведенные судорогой.
– Гордыня – великий грех, – назидательно произнес Николай и, подойдя, пнул носком ботинка корчащегося от боли Романа. – А за грехи – всегда приходит расплата, господин Вернон. Бес внушил тебе мысль, что ты всемогущ. А ты слаб и жалок, как любой человек. Знаешь, почему ты проиграл? Потому что у тебя цели нет. То есть маленькая, грязненькая, ничтожная личная цель есть, а великой, настоящей цели нет. Вижу, вижу недоумение в твоих глазах! – На самом деле в глазах Романа была лишь боль, но это не имело значения, так как речь свою Ник заготовил заранее. – Что ж ты, глупенький, гордый колдунишка на меня внимания не обратил. Что ж ты так промахнулся? Своим дружкам в рот смотрел и засмотрелся. А я, опаньки! И уже туточки! Я – Микола Медонос, самый сильный колдун Темногорска. Я мог бы убить тебя, испепелить огнем. Мог бы. Но не убью. Ты покажешь мне путь в Беловодье. В настоящее Беловодье, а не в этот лесной Диснейленд, что ты создал для господина Колодина.
Бородатый красавец тем временем, постанывая, распрямился и пихнул в бок Дрозда, но напарник по-прежнему лежал неподвижно. Надя стояла, прислонившись к сосновому стволу, и наблюдала за происходящим.
– Я давно за тобою наблюдаю, господин Вернон. Ты сам не представляешь, как ты уязвим. Когда моя родная сестра посетила тебя, ты посчитал возможным над ней посмеяться, не ведая, что не ты проявляешь силу, а мы даем тебе незабываемый урок. Несколько капель воды ты превратил в червей, и одного из этих червяков моя сестра унесла из твоего вертепа. И сейчас его-то я и раздавил.
“Красотка в лиловом плаще”, – пробилась сквозь хмарь нестерпимой боли внезапная мысль.
А ведь было у него предчувствие насчет той красотки, было. Почему же он ему не поверил, глупец?
Красавчик, придерживаясь рукою за бок, заковылял к шефу.
– Ну а теперь можно его трогать? – спросил он Веселкова с опаской. – Не мумифицирует?
– Не волнуйся, Аркаша, зло повержено. Аркаша недоверчиво глянул на Романа, но потом, осмелев, изо всей силы ударил лежащего в бок. Уж больно изобидил его проклятый колдун. Однако Роман даже не застонал. Боль, раздиравшая его грудь изнутри, была в тысячу раз злее, чем этот пинок. Кажется, это безразличие разозлило Аркашу, и он в ярости ударил еще раз и еще, шалея от собственной ярости, как от водки.