Теперь Дороти могла обдумать все почти беспристрастно. Она вспомнила пресс-папье, которым ударили миссис Тофам. Оно лежало на столе в маленькой душной гостиной миссис Тофам, тяжелый стеклянный шар с пейзажем в середине. Если потрясти стеклянный шар, внутри поднимается снежная вьюга. От этого воспоминания нападение показалось ей еще более ужасным. Интересно, оставила ли она на нем отпечатки пальцев….
И вдруг над всем этим проступило лицо Ренэ Тофам. Ренэ Тофам, близкой подруги ее матери.
— Я ненавидела ее, — выпалила Дороти и неожиданно заплакала.
Денис Джеймсон из адвокатской конторы «Морис, Фарнсворт энд Джеймсон» с треском закрыл свой портфель. Он надевал шляпу и пальто, когда в офис заглянул Билли Фарнсворт.
— Привет, — сказал он. — Ты едешь в Суррей? По поводу дела Брант?
— Да.
— Гм. Веришь в чудеса, не так ли?
— Нет.
— Девушка виновна, мой мальчик. Ты должен знать это.
— Наше дело сделать для наших клиентов все что можем, — заявил Джеймсон.
Фарнсворт посмотрел на него проницательно.
— Я вижу это по твоей румяной щечке. Дон Кихот снова ожил. Молодой идеалист бросается на помощь красавице в бедственном положении, поклявшись, что…
— Я виделся с ней всего два раза, — отпарировал Джеймсон. — Да, она мне нравится. Но просто используя немного ума, я не вижу, что у них имеется такое уж громкое дело против нее.
— О, мой мальчик.
— Ну послушайте. Какие есть доказательства, что преступление совершила девушка? Миссис Тофам ударили тяжелым стеклянным пресс-папье. Отпечатков пальцев на нем нет. Это может означать, что их стерли. Но предусмотрительно и тщательно уничтожив отпечатки пальцев с пресс-папье, Дороти Брант затем идет назад к своему коттеджу и оставляет за собой два ряда следов, которые можно увидеть, даже поднявшись в воздух на милю. Разве это разумно?
Фарнсворт задумался.
— Они могут сказать, что Дороти не очень умна, — указал он. — Не увлекайся психологией. А вот что тебе надо сделать, так это обойти физические факты. Вот таинственная вдова Тофам одна дома. Единственная служанка работает только днем. Вот следы ног некой персоны. Следы могли быть сделаны только этой девушкой. И фактически, она признается в этом. Физически невозможно, чтобы кто-то еще вошел в дом и вышел из него. Как ты предполагаешь объяснить это?
— Не знаю, — произнес Джеймсон безнадежно. — Но в первую очередь я хочу услышать объяснение от нее. Ведь никто, кажется, не слышал, или даже не полюбопытствовал, что же она сама об этом думает.
Однако, когда позже, в тот же день, он встретился с Дороти в коттедже, она выбила у него почву из-под ног.
Уже опустились сумерки, когда он свернул в ворота. Голубоватые сумерки, в которых снег кажется серым. Джеймсон остановился на мгновение в воротах и осмотрел тонкую лавровую изгородь, разделяющую два владения — мистера Бранта и миссис Тофам. Ничего примечательного не было в этой изгороди высотой в шесть футов с прорезанными сквозь нее воротами в виде готической арки. Но прямо перед аркой, вглядываясь в снежный покров у изгороди, стояла большая фигура в кепи и непромокаемом плаще. Она ему показалась знакомой. Рядом другой человек, очевидно, местный суперинтендант полиции, держал камеру. И вдруг на фоне неба ярко сверкнула фотовспышка. Хотя Джеймсон был слишком далеко, но ему показалось, что большой человек громко смеется.
Гарри Вентнор, которого он немного знал, встретил его у дверей.
— Она там, — объяснил Гарри, кивнув в сторону первой комнаты. — Вы уж не расстраивайте ее, ладно? Эй, что, черт возьми, они делают с изгородью?
Он уставился на лужайку.
— Расстраивать ее? — с некоторой резкостью уточнил Джеймсон. — Я здесь для того, чтобы помочь ей насколько возможно. Не могли бы вы или мистер Брант оказать мне некоторую помощь? Вы искренне верите, будто мисс Брант в здравом уме могла совершить то, что, как говорят, она сделала?
— В здравом уме? — повторил Гарри и, кинув на Джеймсона любопытный взгляд, больше ничего не сказал. Он резко развернулся и поспешил через лужайку.
Однако Дороти, когда он встретился с ней, производила впечатление, что находится в здравом рассудке. Это была прямота, которая ему всегда нравилась. Прямота, которая воодушевляла его сейчас. Они сидели в уютной, полутемной комнатке, у камина, на котором размещались серебряные кубки, которые обозначали атлетическое и гимнастическое мастерство Гарри Вентнора и трофеи Джона Бранта ранних дней в Сент-Морице. Сама Дороти была обычной девушкой.