— И вот почему, — гнул свою линию полковник Марч, — могло показаться, что некто все-таки забрался туда. Посмотрите на изгородь снова. Видите арку, которая прорезана в ней для ворот? Как раз там, наверху, посреди нее, имеется след ноги. Это большой след. Я думаю, его можно будет идентифицировать по пятке, хотя большая часть его смазана и отрывочна.
В комнату, тяжело ступая, быстро вошел отец Дороти. Он попытался что-то сказать, но полковник Марч сделал ему знак остановиться. Брант прошел к дочери и взял ее за руку.
— Значит, — настаивал Джеймсон, — кто-то взобрался на изгородь?
— В этом я сомневаюсь, — отозвался полковник Марч. — Как он смог?
Джеймсон взял себя в руки.
— Послушайте сэр, — заговорил он уже спокойным тоном. — «Как он смог?» — это правильно. Но я бы никогда не поверил, что вы сказали нечто подобное, не имея серьезной причины. Я знаю, что это имеет какое-то отношение к делу. Но меня не волнует, забирался кто-то на эту изгородь или нет. Мне все равно, исполнял он на ней танец или нет. Изгородь никуда не ведет. Она не ведет к миссис Тофам, а лишь делит два владения. Вопрос в том, как кому-то удалось добраться отсюда до другого коттеджа через шестьдесят футов нетронутого снега, не оставив на нем следов? Я спрашиваю это потому, что уверен, вы не считаете мисс Брант виновной.
Полковник Марч выглядел извиняющимся.
— Я знаю, что она невиновна, — ответил он.
В уме Дороти снова возникло видение тяжелого шарообразного пресс-папье, внутри которого, если потрясти, поднимается миниатюрная снежная вьюга. Она почувствовала, что ее собственный разум потрясен и в то же время затемнен.
— Я знал, Дороти, что ты не делала этого, — сказал Джон Брант, неожиданно положив руку на плечо дочери. — Я знал это. Я так им и сказал. Но…
Полковник Марч заставил его замолчать.
— Настоящему вору, мисс Брант, не нужны были ни часы вашей матери, ни брошь, ни цепочки, ни кольца. Вам интересно будет узнать, чего он хотел. Он хотел около пятнадцати тысяч фунтов в банкнотах и золотых соверенах, спрятанных в том самом потрепанном столе. Вы, кажется, удивлялись, что миссис Тофам делала со своими деньгами. Так вот что она делала с ними. По первым словам, которые она выдавила из себя в полубессознательном состоянии, можно было судить, что миссис Тофам была просто обыкновенной или провинциальной разновидностью скряги. Этот унылый стол в ее гостиной стал бы последним местом для любого грабителя, который ищет тайник. Для любого, за исключением одного.
— За исключением одного? — повторил мистер Брант, и его взгляд, казалось, обратился внутрь себя.
Внезапное неприятное подозрение охватило Джеймсона.
— За исключением одного, кто знал. Вину сознательно возложили на вас, мисс Брант. И в этом не было никакого злого умысла. Это был просто легчайший способ избежать страдания и неприятности для джентльмена, который это сделал.
— А теперь послушайте, что вы сделали, — лицо полковника Марча потемнело. — Вы действительно выходили на снег прошлой ночью. Но вы не ходили к миссис Тофам. И не оставляли этих артистичных рядков следов в снегу. Когда вы рассказываете собственную историю о том, что чувствовали, как снег жжет ваше лицо и ноги, не требуется никаких больших способностей, чтобы понять — в это время снег все еще шел. Вы шли по нему, как и многие лунатики. Вы были шокированы снегом и холодным воздухом и вернулись задолго до конца снегопада, который укрыл ваши реальные следы.
Настоящий вор, который в это время бодрствовал, слышал, как вы вернулись и упали на кровать. Он понял, что небеса послали ему возможность обвинить вас в преступлении, которое вы, может быть, даже подумывали совершить. Он тихо проскользнул в вашу комнату и взял комнатные туфли. А когда снег прекратился, он пошел к миссис Тофам. У него не было намерения нападать на нее. Но она проснулась и удивилась, увидев его. И тогда, конечно, Гарри Вентнор ударил ее.
— Гарри.
Дороти почти выкрикнула это имя и тут же осеклась. Она резко повернулась к отцу, пристально посмотрела на него и разразилась смехом.
— Разумеется, — согласился полковник Марч. — Как обычно, он позволил (что такого?) своей «старушке Дороти» взять вину на себя.
Тень задумчивости, казалось, покинула Джона Бранта, остался его суетливый и озабоченный вид. Он посмотрел на полковника Марча.
— Сэр, — проронил он. — Я бы отдал свою здоровую руку, чтобы доказать то, что вы говорите. Этот мальчик причинил мне половину моих бед. Но это же бред сумасшедшего?
— Нет.
— Скажу вам, что он не мог этого сделать! Он сын Эмилии, сын моей сестры. Он, может быть, и плохой человек, но не злой волшебник.