Кошелев поставил чемодан и прислонился к перилам.
— Не могу… все! — еще раз выдохнул старик.
Он пришаркал к Кошелеву, поставил корзину, сел на чемодан и снизу вверх заискивающе посмотрел Кошелеву в глаза.
— Нам куда? — суетливо спросил старик.
— Еще далеко. В Замостье. Это пятнадцать минут. Ну, ничего. Спешить некуда.
Да, старик — это не лучший тетушкин подарок. Теперь он будет жить у Кошелева. Чужой старик. Чужой человек. Он так стар, что нельзя определить его возраст. Ясно, что старику давно за семьдесят. Трясущаяся голова, вспухшие вены. Руки дрожат — старость. Шамкающий рот, шаркающий семенящий шаг. Да, не было забот, так прислали старика.
Отдохнув, они пошли дальше. Долго шли, молчали. Вдруг старик забежал вперед и, мерцая голубыми выцветшими глазами, вскрикнул:
— Деревня… река такая… кусты тонкие… стреляли, — пронзительным голосом выдохнул старик, — жили-жили… хлеб да соль… ноги отрубили… другие дали, железные… с крестом, с цветочками синими, — вскрикивал старик, захлебываясь словами. — Написано на стенах: не бей своих… не бей чужих… а стреляли-то стреляли… а умереть так умереть, — и, рубанув воздух рукой, он засеменил дальше.
— Да-а, — протянул Кошелев. — Ну и ну, — и он долго качал головой.
Очень хороший подарок поднесла Мария Федоровна, свердловская тетя. Раньше старик жил у нее, еще раньше — у ее двоюродного брата Бориса, а где еще раньше — Кошелеву неизвестно. Ему также неизвестно, в каком он родстве со стариком. Считается, что он какой-то дальний родственник.
Месяц назад Кошелев получил длинное письмо от Марии Федоровны. Очень вежливое письмо. Тетя слышала, что у Гены комната сухая и теплая, и старичку нашему будет в ней очень даже неплохо. Конечно, жаль, что Гена поссорился с Тасей, но дело это молодое, временное, ведь милые, как голуби, поворковали и помирились. И ведь все люди должны помогать друг другу, не так ли? Ведь человек человеку друг, товарищ и брат, не так ли? Вот и Гена жил у нее после смерти матери, а на его ремесленную зарплату и пенсию за отца только буханку хлеба и можно было купить. По тем-то тяжелым временам. Но все-таки жили, плохо ли, хорошо, но жили.
Делать было нечего, и Кошелев согласился. Мария Федоровна права: люди должны помогать друг другу. Особенно в беде и старости. Нельзя быть грачом, не помнящим родства. Когда тебе сделали добро, и ты должен за добро воздать добром же.
Подходя к дому, Кошелев почувствовал, что сильно устал. Вот он, возраст. Тридцать семь, а уж одышка при нагрузке. И уже толстеешь. И уже по темени расползается плешь. Ох, не стареть бы, спортом бы заняться, курить бросить. И так ростом не вышел, а тут еще и животик начинается. И Кошелев рукавом вытер пот со лба.
Под аркой ворот он остановился. Поправил выбившуюся из-под пиджака ковбойку. Проверил пуговицы на брюках. В доме живет много работников радиозавода, Кошелев инженер на нем — приходится следить за одеждой.
Когда пришли домой, старик внимательно осмотрел комнату.
— А ты… в другой спать?
— Одна комната у меня, дедушка.
— А ты… где будешь?
— Неплохо, — усмехнулся Кошелев.
Они позавтракали, и Кошелев начал собираться на работу. У двери старик схватил его за рукав и начал что-то кричать. Кричал старик долго. Глаза его выкатились, вены на шее набухли. Кошелев долго не мог понять, но наконец понял, что во время войны старик работал сторожем на военном заводе, и не будь его, старика, продукцию завода растащили бы в разные стороны, армия осталась бы без оружия, а страна погибла, потому что завод был большим, а старик был сторожем.
— Знаю… знаю, — приговаривал старик, — в сорок ли пятом… а теперь… а я был… спрошу, что тогда?
— Действительно, — вздохнул Кошелев. — Что тогда?
Это понятно: старик сразу хочет показать, что он человек заслуженный, а не какой-нибудь дармоед. К слову, насчет того, что не дармоед, слухи значительно преувеличены. Пенсию по непонятной причине он не получает. От Марии Федоровны, ее двоюродного брата и еще от кого-то Кошелев будет получать на старика по десяти рублей. Этого, конечно, мало. Старика могли бы отдать в дом для престарелых, но никто не осмелился. И понятно: если Борис не отдал, то как могла отдать старика Мария Федоровна? Да и Кошелев не злодей. Да и как он будет потом смотреть в глаза Марии Федоровне?
Кошелев оставил старику денег на обед, объяснил, как пройти в столовую, сказал, где прятать ключ от двери (вот шуба, дедушка, а вот карман, так ключ сюда, и не пользуйтесь газом — пожар будет), и ушел на работу.
Вечером пришел Женя Климов, старый друг.