- Какую-то ведь ты должен был иметь. Редрен выбрал самый простой способ. Впрочем, тебе причиталось за пирийскую кампанию.
- Король, однако, не предвидел, что они не захотят включить свою семью котолака.
- Но и против королевской воли они пойти не посмели.
- Да, зато исподтишка подослали истребителя. Впрочем, не будем об этом.
- Ладно, но что с нашим делом?
- Ты разговаривал с Редреном?
- Еще нет - что я могу ему сказать? Что что-то происходит в склепе замка, а точнее - в саркофаге старой королевы, его матери? За такие разговоры можно поплатиться головой! К тому же он мог бы захотеть узнать по больше, и что тогда? Даже ты в точности не знаешь, в чем дело. Разве что обнаружил что-то новое?
- Немного, - ответил Ксин. - Сегодня утром я снова пошел туда. Все так, как я говорил тебе раньше, - неясное ощущение в пределах склепа, которое явно усиливается рядом с саркофагом королевы-матери. Сейчас оно вроде бы немного сильнее, но, может быть, я ошибаюсь.
- Сам видишь, что к Редрену идти не с чем. Это признак Присутствия?
- Не знаю, раньше я ничего подобного не чувствовал.
Родмин беспомощно развел руками:
- Так как же его просить о позволении снять крышку? Без надежных доказательств мы очень многим рискуем. Редрен уважал свою мать, по крайней мере напоказ, а мы оба знаем его чересчур хорошо, знаем и о том, что слишком часто ему напоминать о своем существовании вредно, особенно для шеи. Постой... ты сказал - "сильнее"?
- Ну, не знаю...
- И ты хочешь сейчас уехать? С ума сошел?
- Надеюсь, ты и сам справишься.
- Достаточно будет, если я шепну королю хоть слово.
- Не смей! - Голос Ксина напоминал шипение разъяренного кота.
Родмин внимательно посмотрел ему в глаза:
- Хорошо, но нам нужно все как следует обсудить.
Они вошли в лабораторию. В ней находились двое помощников и ученик, сосредоточенно склонившиеся над ступками и ретортами. Несколько сосудов стояло на огне, а заполнявшая их смесь билась внутри стеклянных стенок, безуспешно пытаясь найти выход. В воздухе ощущался острый, пронизывающий запах мешанины трав, мускуса и некоторых иных составляющих, о названиях которых Ксин предпочитал перед едой не думать.
Маг подошел к открытому шкафу, заполненному рядами склянок и баночек, и начал в нем копаться, пока не отыскал приличных размеров бутыль. Он заглянул внутрь, и мгновение спустя его гневный взгляд упал на хозяйничавшую в лаборатории троицу.
- Мы все на опыты потратили, - угодливо поспешил с объяснениями один из помощников, мутный же взгляд второго не оставлял ни тени сомнения относительно того, в чем эти опыты заключались...
Родмин с тяжелым вздохом поставил пустой сосуд на стол.
- Вон отсюда! - рявкнул он. - Ну?!
В дверях на долю мгновения возникла отчаянная давка. Они остались одни.
- Садись, - показал Родмин на скамью. - Что ж, придется беседовать на трезвую голову...
- Рассказывай все, что знаешь о старой королеве. Ты был с ней знаком?
- Да, - ответил Родмин, - но только последние не сколько месяцев ее царствования. Она была уже очень стара, почти ослепла и, по правде говоря, ничем особо не занималась.
- А магией?
- Вроде бы да, но раньше, а так, честно говоря, на этот счет ничего в точности не известно.
- Враги у нее были?
- Один. А именно - тогдашняя жена Редрена, та, с которой ее величество развелся с помощью палача.
- Мастера Якоба?
- Угу.
- Сочувствую, кем бы она, ни была.
- Незачем. Он сделал все быстро.
- А когда умерла королева-мать?
Родмин задумался и неожиданно подскочил как ужаленный.
- Чтоб тебя... - выдохнул он.
- Что такое?
- Через четыре недели без малого исполняется ровно семь лет со дня ее смерти.
Они переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль.
- Конец видимому спокойствию, - высказал мысль вслух Ксин.
- Мне очень хотелось бы ошибиться, - глухо простонал маг. - Ты знаешь, что это значит?
- Что королева-мать - упыриха.
- Иди скажи это Редрену.
- Может, лучше ты...
На мгновение наступила напряженная тишина.
- Ксин, ты ведь знаешь упырих, ты говорил, что этот зов не такой, значит...
- Я никогда прежде не встречался с трупами во время вылупления личинки. Чем придираться по мелочам, скажи лучше - королеву после смерти забальзамировали?
- К сожалению, да.
- Значит, эта тварь не могла питаться кровью или печенью, - вслух размышлял Ксин, - или выедать сердце. Это было бы еще полбеды. Она будет питаться страхом и энергией, испускаемой умирающими во время агонии. О существовании подобных чудовищ я только читал.
- О чем ты говоришь, во имя Рэха!
- О том, что начнется во дворце, когда достопочтенная мамочка нашего владыки и благодетеля, короля Редрена, изволит покинуть свою коробочку.
- Нет! Этого не может быть!
- Мне бы тоже очень хотелось, чтобы ты оказался прав.
- Но почему?
- На этот вопрос, наверное, мог бы ответить только король. Ты начинаешь терять самообладание.
- Плевать на самообладание! Если мы ошибаемся или сделаем что-нибудь не так, Редрен сразу с нами расправится. Я больше не буду придворным магом!
- Хорошо, если только это, - согласился Ксин, - но утешься тем, что решать все равно будем не мы. Ничего не поделаешь, нужно сообщить королю.
- На всякий случай нужно еще раз проверить. Предлагаю сегодня в полночь.
- Хорошо, отложу отъезд до завтра.
- Значит, все-таки?
- Я должен туда ехать.
- Воля твоя, - неохотно согласился маг, - приходи сюда после первой смены стражи. Я буду ждать.
Ксин утвердительно кивнул. Вскоре он уже не спеша возвращался к себе. Гвардейцы, мимо которых он проходил, застывали неподвижно, и лишь небрежный жест его руки, напоминавший нечто среднее между солдатским приветствием и движением, которым отгоняют назойливую муху, снова возвращал их к жизни.
За эти пять лет он успел познакомиться со всеми ними. Имена солдат почти двухтысячной дворцовой гвардии он знал на память и теперь невольно перечислял их в уме, выхватывая вытянувшиеся в струнку силуэты из серой безымянной толпы.
Воспоминания нахлынули внезапно, неведомо откуда. Он снова был тем, кого со смесью брезгливости и страха называли когда-то "котолак Ксин", видя в нем лишь одну из многочисленных королевских прихотей. Простые алебардщики, воспитанные в паническом страхе перед всем сверхъестественным, боялись его как огня. Высокорожденных же офицеров, гордившихся чистотой своей крови и древностью, рода, приводило в бешенство его отчасти звериное происхождение...