Патриция Корнуэлл
След Оборотня
Необычная татуировка с изображением желтых глаз олицетворяет зло. Так считает судмедэксперт Кей Скарпетта. Возможно, именно этот странный символ наведет на след жестокого убийцы, которого необходимо обезвредить, прежде чем он нанесет очередной удар.
Письмо
6 декабря 1996 г.
Ладингтон, штат Мичиган
Дорогая Кей!
Я сижу на крыльце, смотрю на озеро Мичиган и вспоминаю, как мы были здесь с тобой в последний раз. Кей, прошу, выслушай меня.
Ты читаешь эти строки, потому что меня нет в живых. Решив написать письмо, я попросил сенатора Лорда передать его тебе лично в руки в первых числах декабря через год после моей смерти. Я знаю, как нелегко тебе всегда на Рождество, а теперь, должно быть, совсем тяжко. Моя жизнь началась с любви к тебе. Она оборвалась, но ты должна продолжать жить, и это будет мне подарком.
От горя ты, конечно же, еще не оправилась. Мчишься как угорелая то на одно, то на другое место преступления, проводишь больше вскрытий, чем прежде. Безвылазно сидишь в суде, руководишь институтом, читаешь лекции, тревожишься за Люси, злишься на Марино, избегаешь соседей и боишься ночей.
Хватит прятаться от боли. Позволь мне утешить тебя. Представь, что держишь меня за руку, и вспомни, сколько раз мы говорили с тобой о смерти и соглашались, что болезнь, несчастный случай или рука убийцы не способны полностью уничтожить человека, ибо наши тела – всего лишь одежда, которую мы носим, а сами мы – нечто гораздо большее.
Кей, поверь, я неким таинственным образом приглядываю за тобой и вижу, как ты читаешь мое письмо. Поверь, что все будет хорошо. Хочу попросить тебя об одолжении. Позвони Марино и Люси. Пригласи их сегодня на ужин. Приготовь что-нибудь повкуснее и оставь за столом место для меня.
Я люблю тебя и всегда буду любить.
Бентон
Глава 1
Я не замечала ни синевы утреннего неба, ни красок осени. Глядя в окно на сгребавшего листья соседа, я чувствовала себя беспомощной, разбитой и потерянной.
Письмо Бентона воскресило в воображении кошмарные картины, которые я упорно загоняла в самые дальние закоулки памяти. Я вновь видела обгорелые кости, выхваченные прожекторами из месива размокшего мусора. Видела обезображенную голову без лица, клочья серебристо-пепельных волос.
Я сидела за кухонным столом и потягивала горячий чай, который заварил для меня сенатор Фрэнк Лорд.
– Опять листьев навалило. Нужно убрать, – проговорила я, обращаясь к своему старому другу. – Шестое декабря, а будто октябрь. Вы только посмотрите, Фрэнк, желуди огромные. Говорят, это к суровой зиме, а зимой пока и не пахнет.
Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Он поднялся из-за стола и подошел ко мне. Я, как и сенатор Лорд, выросла в Майами, училась в одной с ним школе – правда, много лет спустя после того, как он ее окончил. В его бытность окружным прокурором я работала в отделе судебно-медицинской экспертизы округа Дейд и часто свидетельствовала в суде по делам, которые он вел. Когда его избрали в Сенат США и затем назначили председателем Комитета по вопросам судоустройства, я стала главным судмедэкспертом Виргинии, и в те времена он неоднократно прибегал к моим услугам.
Вчера вечером он сообщил по телефону, что приедет ко мне, чтобы передать нечто важное. За всю ночь я почти не сомкнула глаз. Когда он вошел в дом и извлек из кармана пиджака простой белый конверт, я уже была на пределе.
Теперь я сидела с ним и думала, что понимаю, почему Бентон столь безгранично ему доверял. Он знал, что сенатор Лорд искренне привязан ко мне и никогда меня не предаст. Бентон не изменил себе: как всегда, придумал план, который, он не сомневался, и без его личного участия будет исполнен в совершенстве. И даже до малейших деталей предсказал мое поведение после своей смерти. Как же все это на него похоже.
– Кей.
Я все плакала.
– Понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Прости, что никак не могу облегчить твою боль.
Я выдернула из коробочки салфетку и вытерла слезы.
– Спасибо, что приехали. Представляю, чего вам это стоило. У вас ведь каждая минута расписана.
– Не скрою, я прилетел из Флориды. И, кстати, там я справился о Люси. Она делает большие успехи.
Люси, моя племянница, которую я фактически вырастила, была агентом Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия (АТО). Несколько месяцев назад ее перевели в Майами, и с тех пор мы с ней не виделись.
– Она знает про письмо? – спросила я.
– Нет. Думаю, ты сама должна ей позвонить. И смею добавить, ей кажется, будто ты пренебрегаешь общением с ней.
– Я пренебрегаю? – удивилась я. – Это до нее вечно не дозвониться. Во всяком случае, не я под чужим именем гоняюсь за торговцами оружием и им подобными. Она даже по телефону нормально поговорить не может – только когда звонит из офиса или из автомата.
– Тебя тоже нелегко найти. После гибели Бентона вообще не сидишь на месте.
На глаза вновь навернулись слезы. Я поднялась со стула. Сенатор Лорд, я заметила, уже несколько раз украдкой взглянул на часы.
– Возвращаетесь во Флориду? – поинтересовалась я.
– Да нет, – отвечал он, – в Вашингтон. Снова выступаю в передаче «Лицом к народу». Меня уже тошнит от всей этой политики.
– Хотела бы я как-то вам помочь, – сказала я.
– Грязное это дело, Кей. Впрочем, зря я разнылся. У тебя своих забот хватает.
Я повела его к выходу мимо красивой мебели, мимо произведений искусства и старинных медицинских инструментов – я их коллекционировала. Все здесь отвечало моему вкусу, но не все было так, как во времена Бентона. Теперь я заботилась о доме не больше, чем о себе.
Сенатор Лорд не мог не заметить раскрытого портфеля на диване в большой комнате, разбросанных по полу блокнотов, бумаг, в беспорядке громоздившихся на журнальном столике, и грязной пепельницы – я снова начала курить.
– Боже, во что я превратила свой дом. Совсем разучилась убираться. А ведь была такая аккуратная. – Я горько рассмеялась. – Вечно с Бентоном ругались из-за порядка. Если он перекладывал что-то из моих вещей или совал не в тот ящик… Вот что происходит, когда тебе за тридцать, живешь одна и сама себе хозяйка.
Я остановилась в холле и бессильно махнула рукой.
– И что с того? Будь он проклят, этот дом! Пусть бы Бентон вывалил здесь кучу мусора. Пусть бы изодрал все в клочья. Какая разница, Фрэнк? Я хотела бы одного: чтобы вернулось прошлое. Я ни в чем бы его больше не упрекала. Каждое утро я просыпаюсь со светлой головой, но сразу накатывают воспоминания, и я с трудом поднимаюсь с постели.
– Бентон был счастлив с тобой, – мягко сказал сенатор Лорд. – Он всегда так тепло отзывался о тебе, говорил, что ты понимаешь его, знаешь, с какими ужасами он сталкивается по долгу службы.
Бентон работал психологом в ФБР и считался крупным специалистом по прогнозированию поведения преступников.
– И я знаю, он хотел бы теперь видеть тебя счастливой, – продолжал сенатор Лорд. – И если ты заживо погребешь себя, значит, любовь к Бентону Уэсли не принесла тебе ничего, кроме страданий. Значит, твоя любовь к нему была ошибкой. Хоть это-то тебе ясно?
– Да, – согласилась я. – Конечно. Я знаю, чего хотел бы он. Знаю, чего хочу я сама. Я не желаю жить, как сейчас. Это почти невыносимо. Порой мне кажется, что я вот-вот сорвусь.
– Нет, не сорвешься. – Он взял меня за руку. – Ты справишься с любыми трудностями. Всегда справлялась.
– Спасибо, – прошептала я, обнимая его. – За то, что не похоронили письмо в какой-нибудь папке. За то, что не забыли, взяли на себя труд.
– Если понадоблюсь, позвони, ясно? – приказным тоном сказал он, когда я открыла входную дверь. – В офисе всегда знают, где меня найти.