– Я знаю, кто она такая, но мы никогда не встречались.
– Встречались в Женеве, в 1988 году. Она – швейцарка. Тогда она еще не была замужем. Ее девичья фамилия – Дюренматт.
Он не сводил с меня глаз. Я тоже не могла отвести взгляда от его лица.
– Вы согласны встретиться с ней? – спросил он. – Что странного в том, если, наведавшись в Париж, вы захотели навестить давнюю знакомую? Это никого не насторожит. Собственно, это и есть цель вашего визита.
– Спасибо, что наконец сообщили.
– Возможно, вам ничего не удастся узнать. Возможно, у нее нет нужной информации. Но мы уверены в обратном.
– Что вы о себе возомнили? – вспыхнула я. – Думаете, можно вот так просто снять трубку, вызвать меня и предложить заскочить в парижский морг?
Талли промолчал и даже глазом не моргнул.
– Вы не имеете права подвергать опасности меня, Руфь Штван или Марино, – продолжала я.
– Марино в морг не поедет. Если вы отправитесь туда в его сопровождении, это вызовет подозрения.
– А если вещественные доказательства все-таки существуют, что тогда?
Талли не ответил, и я догадалась почему.
– Вы предлагаете мне выкрасть вещественные доказательства, не так ли? Не знаю, как это называется здесь, но у нас в Соединенных Штатах подобные действия квалифицируются как уголовное преступление.
Я отодвинулась от стола и встала.
– Вам ничто не угрожает. Если вы попадетесь, выполняя просьбу доктора Штван, мы придем на помощь.
– Чушь. Если у меня возникнут неприятности, вы поступите как любая другая спецслужба. Заявите, что не знаете, кто я такая.
– Нет, Кей, ни в коем случае. Прошу вас, поверьте мне.
– Я вам не верю.
Талли вздохнул и, поднявшись из-за стола, взял подносы с остатками нашего обеда.
– А где же Марино? – опомнилась я. – Он ушел уже давно.
– Я и сам в недоумении, – отозвался Талли, шагая рядом со мной по залу. – Кажется, я ему не понравился. По-моему, ему вообще не нравится, когда вам оказывают внимание другие мужчины.
На это я не нашлась что ответить.
– Так вы позвоните ей?
– Надеюсь, доктор Штван не забыла английский.
Глава 9
Доктор Штван ждала моего звонка. Она сразу же меня вспомнила и предложила встретиться.
– Можете приехать утром? Я на работе в восемь, – сказала она.
– Восемь пятнадцать – для вас удобно?
– Вполне. Могу я чем-то помочь вам, пока вы в Париже? – спросила она. По ее тону я поняла, что наш разговор, вероятно, прослушивается.
– Мне хотелось бы побольше узнать о французской системе судебной медэкспертизы, – подыграла я ей.
– Так заезжайте завтра, – ответила она. – Мы находимся у Лионского вокзала, чуть в стороне от набережной Рапе.
– Спасибо, – сказал Талли, когда я повесила трубку.
– И все-таки где, по-вашему, может быть Марино? – спросила я.
Мы нашли его в вестибюле на первом этаже. Он с насупленным видом сидел возле горшка с пальмой. Очевидно, он заплутал и, потыкавшись в разные двери, спустился на лифте вниз, не удосужившись обратиться за помощью к охранникам.
Таким раздраженным я его давно не видела. Мрачное настроение не оставляло Марино и всю дорогу до Парижа. Переночевав в парижской гостинице, я в половине восьмого утра отправилась в такси на встречу с Руфь Штван.
В Институте судебной медицины охранник проводил меня в зал, где проводились вскрытия. Я застала Руфь Штван у весов – она взвешивала чье-то легкое. На секционных столах лежало три тела, поэтому рядом работали еще два врача в белых халатах.
Доктор Штван, живая, энергичная ширококостная блондинка, была старше меня. Она накрыла недообследованный труп простыней, сняла перчатки и подошла ко мне.
– Пойдемте со мной. Поговорим, пока я буду приводить себя в порядок.
Я проследовала за ней в раздевалку. Доктор Штван сняла рабочую одежду и бросила ее в специальную корзину. Мы обе тщательно вымыли руки с дезинфицирующим мылом.
– Доктор Штван, – обратилась я к ней, – вы ведь понимаете, что цель моего визита – вовсе не знакомство с вашей системой судебной медицины.
– Конечно, – подтвердила она. – Когда вы позвонили, я сразу догадалась, зачем вы здесь. Это я попросила вызвать вас. Мы с вами делаем общее дело. Злу нужно положить конец. Нельзя допустить, чтобы женщины продолжали погибать столь ужасной смертью. Теперь вот беда докатилась до Америки, до Ричмонда. Этот Оборотень – чудовище.
Мы прошли по коридору к ее кабинету.
– Присаживайтесь, прошу вас. Я пододвинула стул к ее столу.
– Это обусловливалось отчасти нашей системой. Судебные патологоанатомы держатся во Франции очень обособленно, – сказала доктор Штван, закрывая дверь. – Нам не дозволено ни с кем разговаривать. Я составляю перечень нанесенных повреждений, а уж полиция, если пожелает, делает выводы. Если случай серьезный, я лично докладываю магистрату, а дальше все зависит от него. Иногда вещественные доказательства вообще не направляются на экспертизу. В каждом отдельном случае магистрат поручает мне установить причину смерти, и это все.
– То есть вы, по сути, расследованием не занимаетесь.
– Нет. Я вправе докладывать только магистрату, который меня назначил. Поэтому влиять на ход расследования я не могу. Магистрат делает с моим отчетом все, что сочтет нужным. Если я констатирую убийство, а он не согласен с моим выводом, значит, так тому и быть.
– Он вправе по своему усмотрению вносить коррективы в ваш отчет? – возмутилась я.
– Конечно. Как бы то ни было, я уважаю назначившего меня магистрата. Но на него давят. Кто конкретно, не знаю, но по совершенным Оборотнем убийствам лабораторная экспертиза не проводилась. Свидетельств изнасилования нет. Я сняла отпечатки укусов, собрала волоски и прочее. Но давайте вернемся к первому случаю, с которого началась вся эта чехарда.
Магистрат распорядился, чтобы я передала вещественные доказательства в лабораторию. Шли недели, месяцы – ответа нет. С тех пор я стала умнее. Если поступал труп, изуродованный в манере Оборотня, я про экспертизу даже не заикалась. – Доктор Штван замолчала, словно готовилась сообщить мне что-то очень неприятное. – Прошу вас, будьте осторожны, доктор Скарпетта. Он попытается убить вас, как пытался убить меня. Дело в том, что это я была жертвой его неудавшегося покушения.
От изумления я утратила дар речи.
– Мой муж – шеф-повар. Вечерами его дома почти не бывает, несколько недель назад, когда это существо явилось ко мне, муж был болен и лежал в постели. Лил дождь. Он сказал, что попал в аварию и хотел бы вызвать полицию. Я собиралась впустить его, но Поль, услышав голоса, поинтересовался из комнаты, кто пришел. Мужчина убежал. Я его не разглядела, потому что свет на крыльце не горел. Как позже выяснилось, он вывернул лампочку.
– Почему вы решили, что это был убийца?
– Он источал зло. Запах мокрого зверя. Его лица я не видела. Заметила только блеск глаз.
– Запах мокрого зверя? – переспросила я.
– Вонь. Как от собаки, которую долго не купали. А на следующий день я получила от него записку. Сейчас покажу.
Доктор Штван поднялась и достала из шкафа папку. Внутри лежал забрызганный кровью клочок оберточной бумаги.
– «Pas la police. Ça va, ça va. Pas de problème, tout va bien. Le Loup-garou», – прочитала она. – Что значит: «Не надо полиции. Все в порядке. Не надо проблем. Все хорошо. Оборотень».
Я смотрела на знакомые пузатые буквы.
– Почему он решил убить вас? – спросила я.
– У меня только одно объяснение: он видел меня возле своих жертв на местах преступлений. И я поняла, что он наблюдает. После убийства спрячется где-нибудь в темноте и наблюдает. Оборотень знает, что нет смысла показывать его записку полиции. Поэтому он просто предупредил меня, чтобы я не тратила зря время.
Доктор Штван подошла к другому картотечному шкафу и извлекла из него коробку из-под обуви. Когда она сняла крышку, я увидела на дне восемь маленьких коробочек с отверстиями для воздуха и столько же небольших конвертиков.