— И они пожаловались Хегану, — кивнул Глейн. Охотники выглядели как мальчишки после драки — встрепанные, с ссадинами, треснувшими губами, у Вайса заплывал синяком правый глаз.
— Ну да… А у Хегана это просто больная тема. Если б он их убивал там, Хеган бы еще подумал. А тут его переклинило.
Мэтс отпустил, с облегчением сделал вывод:
— За дело, короче.
— Да по закону Хеган мимо пройти должен был, — напомнил Слайз, стоящий позади всех и просто задержавшийся посмотреть, не дойдет ли до драки.
— Хеган неприкасаемый для них, — произнес Глейн, часто моргая. Поодаль остановился Луц, который хотел подбежать к другу спросить, как все прошло. От перил наблюдал вышедший из комнаты Кэйсар, с ним еще несколько спутников Охотников. Ближе не подходили. Из спальни Хегана выбрались двое, спустились по лестнице к собравшимся, вокруг которых словно меловой круг, и внутрь войти могли только Охотники и Бедвир.
— Ни фига себе неприкасаемый. Как Бог черепаху отмудохали, — Мэтс сплюнул на пол, и видно было — ему жаль, невероятно стыдно, что не заступился.
— Так его просто так отпустить и не могли. Иначе мы бы вдруг решили, что…
— Эй.
Хеган стоял, опершись о перила, будто на прогулку вышел, а что лицо в кровь разбито — так он всегда так ходит, привык уже.
— От вампира отошли. И хорош меня обсуждать, как базарные бабы.
Наверное, из Хегана получится отличный учитель, если он доживет. Потому что ребята, все как один уже закаленные, некоторые и старше его, смутились, смешались, начали расходиться. Кэйсар перехватил Глейна на лестнице, шепотом спросил:
— Так что за богатая особа?
— Забудь, — так же глухо ответил Глейн. — Нам пора.
— Нет, Глейн, ну если тебе мешает, то просто скажи, я ей объясню.
— Никому ничего не надо объяснять. Собирайся.
— Что, и без праздника? Халявной выпивки? И за Хегана волноваться больше не будем?
— Кэйсар, какая к чертям выпивка и Хеган, если меня убьют, задержись я тут еще на несколько дней? — уже с отчаянием закончил Глейн. Кэйсар криво улыбнулся, уже без того задора продолжил:
— Что-то очень многие тебя убить пытаются.
Парень в пропыленном камзоле нагнал их уже у ворот, и сначала Глейн напрягся в ожидании беды, но слуга не к нему.
— Сэр Луц, — обратился он, и в интонации было что-то просящее, жалкое, — отец ваш при смерти.
Глейн сделал шаг назад, чтобы не мешать разговору, одернул заинтересованно прислушивающегося Кэйсара. Луц дважды порывался начать что-то говорить, и лицо его менялось, то морщилось, то разглаживалось. Он ответил выбранным:
— Он это заслужил…
— Луц, — осуждающе окликнул Глейн. Странно, Луц всегда был примером нравственности, но отчего-то Охотник знал, что в этой ситуации он именно это и ответит.
— Я не могу вернуться, — горячо возразил Луц. — Мне не нужен замок, не нужны деньги отца. Я хочу приносить пользу, а не сидеть на богатствах.
— Ты будешь очень полезным, если будешь Охотников пускать на ночлег, — серьезно объяснил Глейн. Луц полностью развернулся к нему:
— И слушать про их интересные приключения?! А самому оставаться там же? Глейн, пойдем со мной?!
— Ты еще женись на нем, — проворчал недовольно Кэйсар, выступил вперед, между Глейном и Луцом. Рыцарь паниковал не потому, что нужно было их покинуть, просто он понимал — если отец правда умрет, то из замка Луц будет выбираться только на охоту и в боевые походы, а гулять по стране с Охотником ему будет уже не по статусу. — Ты чего за Глейна цепляешься, как маленький? Без мамки уже ничего не можешь? А «при смерти» это такое дело — может ты прискачешь, а отец уже по дому в бархатном халате бегает, а «при смерти» — только похмельем и было.
— Кэйсар, — снова одернул Глейн, промямлил что-то слуга. Луц взглядом вцепился в Охотника, в глаза, отчаянно, почти что с мольбой.
— Эти месяцы были очень интересными. Даже если я только помогал… я чувствовал, что занимаюсь тем, что мне действительно по душе.
— Да, спасибо за твою помощь, — кивнул Глейн, и словно стену между ними строил. — Я буду всегда рад тебя видеть. Но тут дело даже не в том, чего хочешь ты. Дело в людях, которые без тебя не смогут. В матери, которая, конечно, привыкла управлять одна замком, но… но у нее все же был ты, а теперь хочешь ее совсем одну оставить.
Луцу, пожалуй, стало стыдно, он рывком вернулся к слуге, схватил того за плечо.