«Нет бури, которая не дала бы тебе расправить крылья. 1908»
Это были семейные часы Эдлундов, некогда принадлежащие прадеду ее отца.
Глупые сантименты всегда были чужды Маре. По крайней мере, их внешние проявления. Теперь, сжимая старые потертые часы, она поняла, что ничего не видит от слез. И осознала, что скучает. Что связь между ней и отцом возникла, как бы она ни пыталась это отрицать. И часом позже, глядя на напыщенного Смеартона, встречающего гостей на пристани поняла, что костьми ляжет, но вернет отцу его место. И пусть Совет считает себя истиной в высшей инстанции. Так было до тех пор, пока они не перешли дорогу Тамаре Корсаковой.
Конечно, Мара тоже приготовила подарки друзьям. Брин – серебряный кулончик в виде лисы – все равно в белом металле он был больше похож на песца. Нанду – набор всяких притирок для волос, потому что он часами торчал перед зеркалом, наводя марафет, а Джо – футболку с медведем. Случайно заметила ее в канадском аэропорту, и не смогла удержаться. Ребятам подарки понравились, но праздничного настроения это никому не прибавило.
Еще бы: их родители приехали на торжественные мероприятия в честь летнего солнцестояния, а попали прямиком в лапы Найджела Смеартона, который с прискорбно поджатой нижней губой поведал о безнравственном поведении их отпрысков. И не где-нибудь в укромном уголке, а в столовой за завтраком, чтобы весь разговор мог слышать любой желающий. И сэр Чарльз Уортингтон, и достопочтенный Сурадж Тхакур и голландский коллекционер живописи господин Корнелиус ван дер Вауде. Не последние люди в Совете, одним словом.
И если отцу Джо и матери Нанду по большому счету было плевать на мнение Совета, их просто угнетал стыд за своих сыновей, то отцу Бриндис от страха за карьеру поплохело. Несчастный исландский клерк отвечал перед Советом за состояние вверенной ему территории и дрожал за свое место. Такого позора в порядочной семье Ревюрсдоттир и Мавюрсона еще не было: их старшую дочь можно было ставить в пример всем соседям и дальним родственникам, – отличница и с этого года еще и руководитель студенческого оргкомитета. Брин же покатилась по наклонной.
Мара хотела было вмешаться и рассказать противным снобам, что видела не так давно, как Рашми Тхакур пьет пиво, а Сара Уортингтон липнет на красавчика Кевина, как мидия на затонувший корабль. Но Джо удержал подругу: их было уже не спасти, а репутация ябеды и сплетницы Маре не требовалась. После ареста Эдлунда у нее и так резко поубавилось друзей.
Слухи про двойной дар, видимо, потихоньку просачивались из Совета. То и дело Мара ловила на себе настороженные взгляды взрослых. Они перешептывались или вдруг замолкали, стоило ей появиться поблизости. Законы приличия не позволяли им напрямую попросить ее перевоплотиться и по-летнему, и по-зимнему. Оставалось плодить слухи и шарахаться от девочки, как от гранаты без чеки.
Еще год назад выступления перевертышей вызывали у Мары буйный восторг. Цепочки трансформаций на скорость, птичий хор, «угадай маску»… Сегодня она ушла с трибун, не в силах смотреть на виноватые лица друзей и их расстроенных родителей. Устроилась на пустующей веранде домика зимних, вытянула ноги на перила До нее доносились приглушенные звуки музыки и взрывы смеха толпы. В просвет между липами она могла видеть море и корму «Сольвейг». И ее так и подмывало сбежать, встать за штурвал и уплыть куда-нибудь далеко-далеко. Туда, где никто не знает, кто она такая.
Возможно, однажды именно так она и сделает. Но не теперь, когда ее отцу нужна помощь.
– Эй, Корсакофф! – окликнула ее ван дер Вауде. – Директор зовет.
– Меня?
– Всех. У него какое-то объявление.
– Какое?
– Я тебе что, википедия? Иди и выясни, – фыркнула голландка и зашагала обратно к главному зданию.
Мара нехотя слезла и побрела следом изо всех сил надеясь опоздать. Но не вышло: когда она добралась до холла, публика только собиралась. Брин тут же призывно замахала, хотя на лице ее отца отобразилось явственное неудовольствие. Именно так смотрели на разносчиков чумы и сибирской язвы. Наверное, считал непутевую девчонку главной проблемой своей дочери. И он был прав. Маре не хотелось лишний раз портить настроение исландцу, но когда Брин чего-то требовала, проще было угодить.
Донна Зилда сердито замолчала, отец Джо и вовсе сделал вид, что не заметил Мару. Или и правда не заметил, тут никто не мог сказать наверняка. Но Мара в тот момент чувствовала себя лишней, нежеланной, ненужной.