Коридор был довольно длинным и упирался в хромированные двери. Вукович со знанием дела подняла лицо наверх, и тут же зажегся слепяще яркий фонарь.
– Ваши имена? – прозвучал монотонный голос из ниоткуда.
– Мила Вукович, Тамара Корсакофф.
– Добро пожаловать в Палас дю Солей, – фонарь погас, и тяжелые металлические двери благосклонно разъехались.
И Мара сразу поняла, как же глубоко заблуждалась. Она оказалась в огромном колонном зале. На мраморном полу темнело изображение солнца. По кругу стояли статуи. И античная нимфа с нежными изгибами, и золотой Будда, и фараон, с застывшей полуулыбкой на каменном лице. Индийское божество из красного дерева, римский полководец, и даже русский князь в бронзе. Каждый народ, вошедший в Совет, оставил о себе напоминание в этом зале.
Эхо многократно усиливало звук шагов. Белый солнечный луч проникал через отверстие в потолке и, стрелой пронзая пространство, падал в самую сердцевину зала.
Привыкнув к освещению и наглядевшись на статуи, Мара обнаружила, что по всей окружности зала есть двери. Множество дверей с табличками. Высокие потолки, загадочные лица скульптур и мертвенная тишина пугали. Девочку не покидало ощущение, что на нее кто-то смотрит, но сколько она ни всматривалась в стены, не могла увидеть ничего, даже отдаленное похожее на камеры. Будто сами скульптуры наблюдали за нежеланными посетителями. Сразу стало понятно, почему Вукович с утра была в таком дурном настроении.
– Сначала пойдем к профессору Эдлунду, – официальным тоном произнесла хорватка, и Мара окончательно убедилась, что система слежения – не плод ее воображения, иначе Вукович не упустила бы случая сказать «твой отец» с привычной обвинительной ноткой в духе «он за тебя переживает, а ты…»
И все же девочку насторожила не формулировка «профессор Эдлунд», а слово «сначала». Они что, еще куда-то собирались? Но спросить Мара не рискнула, кто знает, что можно произносить в этих помпезных стенах, а о чем лучше умолчать.
Вукович направилась к одной из дверей с надписью «Департамент безопасности». Надпись повторялась на разных языках, и потому табличка была довольно большой. За массивной деревянной дверью располагался вопреки ожиданиям не очередной зал, а современная кабина лифта. Хорватка выбрала -3 этаж, и равнодушный голос из динамиков потребовал приложить к сканеру карты. «Доступ разрешен», – высветились на мониторе зеленые буквы, и махина сорвалась вниз. Стеклянные стены позволяли видеть каменное нутро горы, и Маре показалась, что она падает в кроличью нору.
На нужном этаже содержали предварительно заключенных, как объяснила Вукович. Еще не тюрьма, но уже не свобода. Те, кто ждут окончательного приговора. Высокий плечистый мужчина, у которого отсутствовал целый кусок правого уха, будто кто-то его отгрыз, проводил гостей к профессору.
Камеры были одиночные и довольно приятно обставленные: кровать, письменный стол, телевизор и удобное кресло… И все бы ничего, только передние стены были абсолютно прозрачными, не оставляя заключенным ни капли приватности. За каждым их движением мог следить любой. Эдлунда посадили в самом конце коридора, и в какой-то степени ему повезло: камера напротив пустовала. Но выглядел он плохо. Осунулся, щетина выросла до сходства с финским лесорубом, глаза запали.
Почему-то до этого момента Мара сосредоточилась только на своих обидах и совершенно забыла о том, что чувствует ее отец. Теперь ей стало страшно стыдно за себя и больно за него. Хотелось заплакать, обнять, утешить… И услышать утешение в ответ. И забрать его отсюда, увезти далеко, даже если ради этого придется отгрызть охраннику остаток уха.
– Спасибо, Дамиан, – сухо кивнула Вукович, – когда тот запустил их в камеру.
– Не за что. Извините, что при таких обстоятельствах… – охранник виновато пожал плечами. – Он ждет вас.
– Знаю. Зайду попозже.
– Мне очень жаль…
– Я поняла, сержант Лобо. Можете идти, – отрезала хорватка, и Мара удивленно обернулась.
Лобо? Ведь у них есть в Линдхольме профессор Лобо. Испанский волк. Может, это родственник? Иначе откуда Вукович знает его имя и звание? Она ведь была здесь только один раз…
– Ты правда хочешь это сейчас выяснить? – нахмурилась женщина, поймав на себе задумчивый взгляд. – Будешь тратить время посещения на мою биографию или поздороваешься с отцом?
– Мила, не дави на нее, – подал голос Эдлунд, и Мара опомнилась.
От волнения и сумбура в голове совсем перестала соображать. Столько думала о нем, столько скучала… И вот теперь стоит в двух шагах и не знает: уместно обнять его? Можно ли? Не подумает ли он, что она жалеет его? Или…