— Это все было необходимо. И даже более, чем необходимо.
— Сейчас, когда моя душа вернулась из пяток на место, — сказал я, — мне кажется все это весьма глупым. Думаю, мы отъехали достаточно далеко, чтобы можно было остановиться и отдохнуть, высунув языки.
— Ещё нет, потерпите немного.
— А почему мы не можем вернуться домой, — продолжил я, — и…
— Нет! — оборвал меня Фостер. — Я хочу, чтобы вы, Лиджен, дали слово не приближаться к этому дому, что бы ни случилось.
— Скоро будет светло, — заметил я. — Когда взойдёт солнце, мы будем чувствовать себя ослами в связи с этим маленьким путешествием. Но вы не бойтесь, я никому не расскажу…
— Мы не должны останавливаться, — перебил меня Фостер. — Я позвоню из ближайшего города и закажу билеты на самолёт до Майами.
— Подождите, — сказал я, — Это бред. А что будет с вашим домом? Все произошло так быстро, что вы не могли даже проверить, выключен ли телевизор. А как насчёт паспортов, денег, вещей? И почему вы решили, что я поеду с вами?
— У меня все было полностью готово к такому срочному отъезду. В юридической фирме в Джексонвилле хранятся мои распоряжения относительно дома. Как только я изменю фамилию и исчезну, не останется ни одной ниточки, которая бы связывала меня с моей прежней жизнью. Что же касается остального, то кое-что из необходимых вещей мы можем купить утром, а мой паспорт находится в машине. Нам, наверное, вначале лучше остановиться в Пуэрто-Рико, пока мы не достанем вам паспорт.
— Послушайте, — сказал я. — Я струсил ночью — вот и всё. Почему нам обоим не признаться, что мы сваляли дурака?
Фостер отрицательно покачал головой:
— Все та же инерция мышления, присущая человеческому разуму. Как он сопротивляется новым идеям!
— Такие новые идеи, о которых вы говорите, могут привести нас обоих в психушку, — заметил я.
— Лиджен, — произнёс Фостер, — я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили то, что я вам сейчас скажу. Это важно, чрезвычайно важно. Не буду терять время на предисловия. Дневник, который я вам показывал, находится в кармане моего пиджака. Вы должны прочитать ту его часть, которая написана по-английски. Может, после этого то, что я собираюсь вам рассказать, приобретёт для вас больший смысл.
— Надеюсь, вы не собираетесь писать завещание, мистер Фостер, — сказал я. — Только вначале объясните, от чего это мы так резво удираем?
— Я буду с вами откровенен, — ровным голосом произнёс Фостер. — Я не знаю.
Фостер свернул на тёмную дорогу, ведущую к безлюдной станции техобслуживания, плавно остановился, затянул ручной тормоз и тяжело откинулся на спинку сидения.
— Не могли бы вы ненадолго сесть за руль, Лиджен? — спросил он. — Я что-то не очень хорошо себя чувствую.
— Конечно, давайте, — согласился я, открыл дверь, выбрался из машины и обошёл её.
Фостер как-то поник: глаза закрыты, лицо вытянутое, утомлённое. Он выглядел старше, чем накануне вечером, намного старше. Но наше ночное приключение и меня вряд ли сделало моложе.
Наконец он открыл глаза и тупо посмотрел на меня. Казалось, он с усилием пытается взять себя в руки.
— Извините, — промолвил он. — Мне не по себе.
И передвинулся, а я сел за руль.
— Если вы больны, — сказал я, — нам нужно найти врача.
— Нет, все в порядке, — невнятно пробормотал он. — Поезжайте.
— Мы уже в 150 милях от Мейпорта, — сообщил я.
Фостер повернулся ко мне, попытался что-то сказать и свалился в глубоком обмороке. Я пощупал его пульс: он был сильным и ровным. Я приподнял ему веко — на меня невидяще уставился расширенный зрачок. С ним ничего страшного — так, во всяком случае, я надеялся. Но его нужно было уложить в постель и вызвать врача. Мы находились на окраине небольшого городка. Я отпустил ручной тормоз, медленно въехал в город и, завернув за угол, остановился перед покосившимся тентом над входом в захудалую гостиницу. Когда я выключил двигатель, Фостер даже не шевельнулся.
— Фостер, — обратился я к нему, — я собираюсь уложить вас в постель. Вы можете идти?
Он тихо застонал и открыл глаза. Они были как стеклянные. Я выбрался из машины и вытащил его на тротуар. Он по-прежнему был наполовину в обмороке. Я провёл его через тёмный вестибюль к регистрационной стойке, над которой горела тусклая лампочка, и позвонил в звонок. Мы подождали минуту, пока откуда-то, шаркая по полу, не появился заспанный старик. Он зевнул, подозрительно оглядел меня, взглянул на Фостера.
— Пьяных не принимаем, — заявил он. — Здесь приличное заведение.
— Мой друг болен, — сказал я. — Нам нужен двойной номер с ванной. И вызовите врача.