Он стоял, широко расставив ноги и держа перед собой руки в наручниках. Фостер не отрывал глаз от рыжего, словно лесник, наметивший дерево для рубки.
— Ничего не знаю об этих преступлениях, — сказал он.
Оммодурад повернулся и исчез из поля зрения. Рыжеголовый махнул Фостеру, и тот куда-то прошел. Я слышал, как открылась и закрылась дверь. Я остался в одиночестве, пытаясь рассортировать целую дюжину импульсов. От некоторых было легко избавиться. Не станешь же в самом деле орать: держи вора! Или прыгать из вентиляционной трубы и гнаться за Фостером с громкими воплями радости. Столь же бесполезно было и бежать к Торбу за помощью.
Само собой, лучше всего подсобрать побольше информации. Просто не повезло, что я прибыл слишком поздно.
Но, может быть, еще не все потеряно.
Я ощупал вентиляционную решетку и обнаружил в углу крепления, которые подались без особого труда. Сняв решетку и поставив ее рядом, я высунулся наружу. Насколько можно было судить, комната опустела. Ну, что ж, приходилось рисковать. Я с трудом развернулся и, зависнув на руках, спрыгнул на пол. Я даже умудрился уложить на место решетку, так, на всякий случай. Я пошарил в ящиках секретера, открыл несколько шкафчиков, заглянул под кровать. Похоже, здесь тоже улики просто так не валялись.
Я подошел к балконной двери и на всякий случай отомкнул ее. Здесь была еще одна дверь, но запертая.
Ну вот, теперь мне, по крайней мере, есть чем заняться. И я принялся разыскивать ключ. Наконец в маленькой тумбочке возле софы я обнаружил чудный стальной ключик, который…
Да, ключ подходил. Я толкнул дверь и вошел в темноту. Нащупав выключатель, я включил свет и закрыл за собой дверь.
Комната поистине отвечала всем моим представлениям о лаборатории алхимика. Все стены были увешаны полками, заставленными книгами. Высокий, задрапированный потолок завис, словно гигантская летучая мышь над столами, загроможденными рукописями и инструментами, а в даль нем конце я заметил ложе с куполообразным аппаратом. Я сразу узнал его, это был рекодер — первый, встреченный мной на Валлоне.
Я внимательно осмотрел его. Предыдущий рекордер, который мне довелось видеть на звездолете, был сугубо утилитарной моделью, а эта машина была машиной экстра-класса. Но меня это не волновало, по крайней мере, одна из моих проблем решилась сама собой. Теперь только оставалось загнать сюда Фостера, и дело в шляпе.
Внезапно я почувствовал себя совершенно опустошенным, уязвимым и беспомощным. Я шел на неоправданный риск, суя голову в пасть льву, и все это даже без намека на план, не имея ни малейшего представления, что здесь вообще происходит. Чем объяснить такой интерес Оммодурада к Фостеру? Почему он прячется здесь, отгородившись от всего Валлона слухами о колдовстве и привидениях? Какое он имеет отношение к катастрофе, постигшей Двумирье?
И почему я, простой парень по имени Легион, увяз в этом по самую макушку, когда мог бы преспокойно сидеть дома, в уютной федеральной тюрьме, в абсолютной безопасности?
Ну, положим, ответить на этот вопрос не так уж и сложно. Однажды у меня был приятель, головастый парень по имени Фостер, который оттащил меня от края пропасти, когда я собрался совершить самую большую глупость в своей жизни. Он был джентльменом, в полном смысле этого слова, и обращался со мной, как с джентльменом. Мы вместе участвовали в удивительных приключениях, давших мне богатство и показавших, что никогда не поздно расправить плечи.
И вот теперь он оказался в цепях, без друзей, без надежды, но по-прежнему несломленный, хотя его мир скатился к варварству.
Но вот в одном он все-таки был неправ. У него оставалась одна маленькая надежда, потому что, каков бы я ни был, но я здесь и на свободе. И со мной мой револьвер, и если мне повезет угадать подходящий момент, то, может быть, мы еще выйдем победителями. Ну как, например, те счастливчики, которые умудряются выигрывать в национальной лотерее.
Но сейчас самое время вернуться в свою вентиляционную трубу. Оммодурад может вернуться в любую минуту. Я подошел к двери, выключил свет, повернул ручку и замер.
Оммодурад был уже в комнате. Он сбросил свой балахон и подошел к встроенному бару. Я повис на ручке, даже не отваживаясь закрыть дверь.
— Но мой господин, — послышался голос рыжеголового. — Я уверен, что он помнит…
— Нет, — прогудел Оммодурад. — Утром я обдеру его память до основания.
— Дозволь мне, мой господин, я выжму из него правду своей сталью, я…
— Такого, как он, твоя сталь никогда не знала, — рявкнул в ответ Оммодурад.
— Доменьер доменьеров, я прошу, я умоляю, только один час… Завтра, в церемониальном зале я окружу его эмблемами прошлого…
— Довольно, — и Оммодурад грохнул кулаком по столу, заставив бокалы со звоном подпрыгнуть. — И на таких лакеях, как ты, зиждется могучая империя! Преступление перед богами и вину за это я возлагаю на него, — Оммодурад залпом выпил и дернул головой. — И все же, я дарю тебе то, о чем ты просишь. Но теперь проваливай с моих глаз.
Рыжеголовый чуть не свалился в поклоне и исчез с радостным воплем. Оммодурад что-то буркнул себе под нос и принялся расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь перед балконом. Наконец он заметил открытую дверь и, ругнувшись, захлопнул ее. Я затаил дыхание, но это, похоже, его не насторожило.
Оммодурад разделся и лег на софу. Комната погрузилась во тьму. Минут через десять я ясно услышал его сонное дыхание..
По крайней мере, я узнал, что завтра наступит последний день Фостера. Так или иначе Оммодурад с этим рыжеголовым прикончат его. Времени оставалось в обрез, но поскольку ситуация была безнадежной, то и терять нам, собственно говоря, нечего.
В голове у меня крутилось несколько вариантов. Я мог прокрасться к вентиляционной шахте и попытаться пролезть в нее, не разбудив дрыхнувшего бронтозавра. Я мог пройти на балкон в футе от его головы или остаться на месте. Последний вариант обладал тем достоинством, что никаких немедленных действий предпринимать не требовалось. Я мог просто свернуться калачиком на полу, а еще лучше пристроиться на трансформ-ложе…
Я ощупал карманы и вытащил две матрицы памяти. Цветокодированная — память Фостера, а вот другая — собственность чужака, умершего три тысячи лет назад.
В этом цилиндре содержались все воспоминания друга Фостера, человека, который знал, что же все-таки произошло на борту корабля, знал цель экспедиции.
Мне нужны были эти знания, и вообще любая информация, которую я только мог заполучить, чтобы обеспечить себе хоть какой-нибудь перевес в этой неравной борьбе. Цилиндр наверняка даст ответы на некоторые вопросы. Возможно, включая и причину такого нездорового интереса Оммодурада к Фостеру.
Я подошел к ложу, нащупал в боку углубление и до упора запихнул в него цилиндр, затем прилег и подтянул купол к голове.
Мозг резанула боль, а потом наступила тьма.
Глава восемнадцатая
Я стоял у королевского ложа, на котором лежал Кулклан Ртр. Я понял, что близок час, которого я так ждал, ибо он погрузился в трансформацию.
Часы показывали третий час ночной вахты. Все, кроме меня, на борту спали. Надо было спешить, и тогда рассветная вахта найдет дело завершенным.
Я потряс спящего человека. Того, кто когда-то был Ртром, а сейчас стал никем по воле трансформации. Он медленно выплыл из объятий сна и огляделся по сторонам чистыми глазами новорожденного.
— Подымайся, — скомандовал я, и император беспрекословно повиновался мне, — следуй за мной.
Как всегда после трансформации, мы повинуемся тому, кто нам приказывает. Я велел ему хранить молчание, и он, словно ягненок, подчинился мне. Я провел его к клетке с Охотниками. Они взмыли, пританцовывая от голода.
Я ухватил Кулклана за руку и просунул ее в клетку Охотники сгрудились, метя свою будущую жертву. Он безропотно следил за происходящим расширившимися от ужаса глазами.
— То, что ты ощущаешь сейчас, — боль, — сказал я. — Тебе ее в будущем придется испытывать часто.
Охотники удовлетворились, и я установил в клетке таймер.
В своих покоях я обрядил его в пурпурные одежды и провел к докам, где находились шлюпки.