- Что?! - как колом огрели, дёрнулся Юрий и, круто развернувшись на каблуках, так что взвизгнули половицы, тихо и зловеще спросил: - Может, и ты Сашку-то ждёшь?
Иван как-то странно поглядел на Юрия и странно же усмехнулся. Усмешку ту можно было расценить по-всякому, но можно было и так:
«Жду, как не жду, чай, он брат мне!»
В последнюю пору незаметно для стороннего глаза, однако же все определённей младший брал волю над старшим. Во всех сколь-нибудь важных делах, почитай. Конечно, на всякое его слово, на всякий совет Юрий сначала для порядка полается, позлобствует, ан, глядишь, потом все одно по Иванову сделает. Разумеется, и Иван, зная без меры гневливый нрав Юрия, не в лоб своего добивался, а действовал исподволь - кап да кап, потихонечку! Но иногда отваживался и зубы показывать.
Вот как сейчас, например, уже тем, что томил ответом.
- Так что, и ты Сашку ждёшь?
- До чего ж взбеленить-то тебя легко, - будто жалеючи вздохнул Иван. - Да что ты, брат, что ты! Иное думаю…
- Ну!
- Лихо-то всегда рядом ходит, ан так обратить его надоть, чтобы и лихо в пользу взошло.
- Ну дак? - нетерпеливо воскликнул Юрий.
- Ну и не дакай, - отмахнулся Иван и замолчал, будто в горнице был один. Юрию ничего другого не оставалось, как ждать, откроется ему брат или нет? - Вон что, - ещё изрядно потомив, наконец произнёс Иван.
- Дак что?
- Кабы хворь-то, что в Москве ныне шастает, шибче мором пошла, так Михаил-то к нам, поди, забоялся присунуться. Чай, Он не без ума, - усмехнулся Иван. - Да и в омут, опять же, от силы-то не кидаются…
Юрий прямо-таки до восхищения, до тихой благоговейной оторопи изумился простоте Ивановой мысли. Ить, и впрямь - не ратят чумных городов! Вон что! Как самому-то такое очевидное в голову не взошло?
Только, где её взять, ту чуму? Народ-от на Москве не столь хворый, сколь слухами о хвори переполошённый. Да и слухи те, знать, нарочно кто-то пускает, чтобы народ-от пуще на него, на Юрия, злобствовал!
- Так ить палкой-то в ту хворь не загонишь, - он в сомнении покачал головой и долгим вопрошающим взглядом уставился на Ивана.
- Все по милости Божией, - неопределённо ответил тот и вздохнул. - Время б поболе нам, авось чего и придумалось…
Юрий двумя руками ухватился за горло, будто себя самого удушить хотел:
- Придумай что, Ваня! Ить ты у нас один с головой, - без обычной насмешки подластился он и чуть не взвыл. - Сделай что, братка!
- Да что ж здесь придумаешь, - вздохнул Иван. Но оттого, как упрятал он хитрые зенки, понял Юрий: есть уже что-то у него на уме.
И чуть помедлив, сказал иным, чуть насмешливым тоном:
- Ить не про одно речь, что мне не жить, коли Тверской верх возьмёт, я уж про то давно ведаю, но про то речь, Ваня-брат, что коли ныне Сашка вокняжится, так и ты при нём, поди, не задержишься. - Юрий дёрнул шеей, будто свело её, но сказал ласково-ласково: - Я, Ваня, не смолчу… Хотя Сашке-то и говорить ничего не надобно, он тебя и без меня знает. Да ведь и Михаил, поди, ведает, кто Великий Новгород-то мутит…
- Ты ж, ты ж сам кричал: хочу княжить в Новгороде! - Иван задохнулся от ярости.
- Я, брат, как девка просватанная: сплю и вижу венец! Ан, главное-то, что после венца станется. Альбо не ты просватал меня на чужу сторону? - Юрий усмехнулся. - Так разумею, Иван: коли худо-то выдет, не мне одному заикается. И ты, Ваня, мало дело в затворе монашком помрёшь. Альбо любо тебе монашком в затворе-то? - И видать, представивши брата в монашеской ряске, Юрий зло рассмеялся.
Иван тоже, ясное дело, глядел на Юрия не по-доброму. Однако же ярость в глазах пригасил, лишь сказал укоризненно:
- Не об том, не об том ты, брат. Нам с тобой поврозь-то никак нельзя. А уж чему быть, того не миновать…
И, отвернувшись к божнице, зашелестел губами.
Протасий Вельяминов, а с ним и иные бояре предлагали сразу же накрепко запереться в кремнике и уже из-за его стен держать оборону. Боровицкий холм с высившимся на нём бревенчатым детинцем; с трёх сторон был надёжно ограждён водами рек и непролазной топью болотистых берегов, а с четвёртой - громадным рвом, укреплённым надолбами и заполненным тухлой водой. При этом предполагалось, что великий князь непременно попытается взять детинец приступом.
- Да лоб разобьёт! - уверяли бояре.
При сложившемся соотношении сил предложение было вполне разумно, и в иных обстоятельствах Юрий, наверное, так и поступил, но ныне к страху перед Михаилом прибавился скользкий, леденящий душу ужас перед изменой того самого тысяцкого, тех самых бояр, что предлагали укрыться в кремнике.