Мысленно она возвращается в то утро, когда едва не убили Генри, и пытается вспомнить, были жалюзи открыты или нет, и, вспоминая, замечает телефонную розетку под прикроватным столиком. Хватит ли времени отвинтить и заменить пластинку? Люси прислушивается, не шумит ли лифт, неслышны ли шаги на лестнице, – ни звука. Она опускается на пол и достает из пояса маленькую отвертку. Шурупы завинчены не сильно, и их всего два – считанные секунды работы. Люси снова прислушивается и заменяет снятую пластинку точно такой же бежевой, внутри которой, однако, спрятан миниатюрный передатчик. Нехитрое приспособление позволит прослушивать все телефонные разговоры по данной линии. Еще несколько секунд, и Люси вставляет на место телефонный шнур, поднимается и выскальзывает из спальни как раз в тот момент, когда из кабины лифта выходит Кейт с двумя хрустальными бокалами, наполненными почтило краев бледно-оранжевой жидкостью.
– Это что-то, – говорит Люси.
– Ваш, должно быть, тоже что-то. – Кейт протягивает ей бокал. «А то ты не знаешь, – думает Люси. – Шпионишь, наверно, каждый день».
– Вы должны устроить для меня ознакомительную экскурсию, – говорит Кейт.
– В любое время. Только я ведь часто в разъездах. – Резкий запах шампанского бьет ей в нос. Люси больше не пьет. Она прошла свой путь, познала истину и больше не притрагивается к алкоголю.
Глаза у Кейт блестят, и держится она свободнее, чем всего лишь несколько минут назад. Она уже отъехала от станции и быстро приближается к пункту назначения. Наверное, пока была внизу, успела опрокинуть пару бокалов. Люси сильно подозревает, что если у нее шампанское, то у Кейт скорее всего что-то покрепче – возможно, шампанское с водкой.
Кейт делает глоток. Люси держит бокал у рта.
– Я выглянула из вашего окна в спортзале. Вы, наверно, могли бы увидеть каждого, кто появляется на моей территории.
– Вот именно, могла бы. В том-то и дело, милая. – Говорит Кейт медленно, слова растягивает – ее путешествие к счастью началось. – Нет привычки подглядывать. Куда за чужой жизнью наблюдать, если за своей не успеваешь.
– Я могу воспользоваться дамской комнатой? – спрашивает Люси.
– Конечно. Воспользуйся. Туда. – Она указывает в сторону северного крыла, немного покачиваясь на широко расставленных ногах.
Люси идет в ванную комнату – с парилкой, громадной ванной, двумя туалетами и биде. Половину содержимого бокала она выливает в унитаз и смывает. Потом, выждав несколько секунд, возвращается на площадку, где стоит, потягивая шампанское и кивая головой, Кейт.
– Какое у тебя любимое шампанское? – спрашивает Люси, вспоминая пустую бутылку около кровати.
– А оно бывает разное? – смеется соседка.
– Конечно. Почему бы и нет? Все ведь зависит от того, сколько ты хочешь потратить.
– Кроме шуток. Я не рассказывала, как мы с Джеффом отрывались в парижском «Рице»? Нет, не рассказывала. Я же тебя почти не знаю, да? Но чувствую, мы с тобой подружимся. – Кейт уводит в сторону, и она хватает Люси за руку и начинает ее поглаживать. – Мы были… нет, подожди. – Делает еще глоток, не выпуская руки Люси. – Конечно, мы остановились в «Отель де Пари» в Монте-Карло. Бывала там?
– Заезжала как-то на «энцо».
– На «энцо»? Подожди-ка. Это который, серебристый или черный?
– Нет, «энцо» – красный. Его здесь нет. – Люси лишь ненамного отступает от правды. «Энцо» действительно красный, и его действительно здесь нет, потому что у нее только черный и серебристый.
– Ага, значит, в Монте-Карло ты была. В «Отеле де Пари». – Кейт все еще мнет ей руку. – Ну так вот, мы с Джеффом отправились в казино.
Люси кивает и подносит бокал к губам, делая вид, что собирается выпить.
– И я совершенно случайно наткнулась на игровые автоматы. Ты не поверишь, но мне повезло сразу на двух! – Она допивает бокал, но не выпускает руку Люси. – Знаешь, а ты очень сильная. Ну вот… В общем, я сказала Джеффу: «Эй, милый, надо отметить…» Да, я тогда еще называла его милым, а не задницей. – Кейт смеется и смотрит на пустой хрустальный бокал. – В общем, вернулись мы в отель… помню, номер назывался апартаменты Уинстона Черчилля… и знаешь, что заказали?
Люси пытается решить, пора ли уходить сейчас или все же стоит подождать, пока Кейт сделает кое-что похуже того, что делает в этот самый момент. Ее прохладные костлявые пальцы впиваются в локоть, и она снова и снова тянет Люси к себе.
– «Дом»?
– Нет, нет, дорогуша. Только не «Дом Периньон». Mais non! Я тебе так скажу, это просто газировка с сиропом для богатеньких. Хотя, заметь, я не говорю, что оно мне не нравится. Но мы тогда так разошлись, что решили: а, будь что будет и заказали «Кристалл роз». Пятьсот шестьдесят с чем-то евро за бутылку. Это, конечно, цена «Отеля де Пари». Ну, ты его пила?
– Не помню.
– Значит, не пила. Иначе бы, поверь мне, запомнила. Кто попробовал «Роз», для того все остальное не существует. Остается только оно. Но слушай дальше. Нам показалось мало, и мы с «Кристалла» перешли на «Руж дю шато-Марго». – Название шампанского Кейт произносит на вполне приличном французском, что даже удивительно для человека, подъезжающего к конечной станции алкогольного путешествия.
– Допьешь мое? – Люси поднимает бокал, сдерживая натиск Кейт. – Давай поменяемся. – Она отдает соседке наполовину полный бокал и забирает у нее пустой.
Глава 17
Он помнит, как она пришла однажды поговорить с его боссом, посчитав то, что взбрело ей в голову, достаточно важным, чтобы совершить поездку на грузовом лифте. А уж на что мерзкое было устройство.
Железное, ржавое, и дверцы в нем закрывались не так, как в нормальном лифте, с боков, а сходились к середине сверху и снизу и щелкали, встречаясь, будто челюсти. Была, конечно, и лестница. Согласно требованиям противопожарной безопасности лестницы должны быть во всех государственных и муниципальных зданиях, но в анатомическом отделении лестницей вообще никто не пользовался, и уж, конечно, не Эдгар Аллан Поуг. Когда нужно было подняться в морг или спуститься под землю, в анатомичку, он каждый раз, захлопывая железные двери кабины с длинным железным рычагом внутри, чувствовал себя Ионой, проглоченным заживо. Поржавевший стальной пол был усыпан пылью, пылью из человеческого пепла и костей, а в углу проклятой тесной клетки стояла обычно каталка, и никому не было дела до того, что оставил в ней Поуг.
Кроме нее. К несчастью, ей до всего было дело.
В то утро, о котором думает Поуг, сидя в раздвижном кресле в своих голливудских апартаментах и полируя бейсбольную биту носовым платком, Скарпетта вошла в кабину в длинном белом халате поверх зеленой рабочей формы. Ему никогда не забыть, как тихо, бесшумно шла она по выстеленному коричневой плиткой коридору того подземного мира, в котором он проводил свои дни, а позднее и ночи, у нее были тапочки на резиновой подошве – наверное, чтобы не поскользнуться, – и легкая походка, что удивительно, потому что порой ей приходилось проводить на ногах по несколько часов кряду, вскрывая мертвецов у себя наверху. Странно, но к ее работе, заключавшейся в том, что она резала людей, все относились с уважением, потому что она врач, а он, Поуг, никто. Он не закончил школу, хотя в резюме написано, что закончил. Эта ложь, как и другие обманы, так и осталась нераскрытой.
– Это нужно прекратить. Нельзя оставлять каталку в лифте, – сказала она Дэйву, начальнику Поуга, странноватому сутулому парню с темными кругами под глазами и растрепанными крашеными волосами. – Вы, наверное, пользуетесь этой каталкой в крематории, поэтому в кабине полно пыли, а это нехорошо. И возможно, опасно для здоровья.
– Да, мэм, – ответил Дэйв, поднимая из вделанной в пол ванны с розовым формалином обнаженное розовое тело. Тела поднимали с помощью блока, цепляя покойника крючьями за оба уха. По крайней мере так делалось в те времена, когда там работал Эдгар Аллан. – Но каталка не в лифте. – Он указал глазами в сторону побитой, облезшей и местами ржавой тележки, которая стояла у стены, прикрытая мятой полупрозрачной накидкой.