«О, нет…» — только и смогла подумать Соня. Голова закружилась так, словно ураган, что переносил ее из одного места этого странного мира в другое, до сих пор бушевал в ее мозгу.
— Которое — первое, или второе? — прошамкала та.
— Оба! — Рохана торжествовала. — Сперва он влюбился в меня без памяти — как ты и обещала. Совсем потерял голову, глупец! — Женщины расхохотались, и смех их — и старой, и молодой — звучал на диво похоже. — Нашел даже способ избавиться от Ланхора — лишь бы быть со мной рядом. И тогда я подсыпала ему в вино второй порошок-Соня тихонько застонала. Она и сама не знала, почему принимает так близко к сердцу все, что видит. В обычной жизни она куда с большим безразличием относилась к бедам и заботам других людей. Но сейчас, казалось, душа ее была обнажена, и любая несправедливость била по ней, словно плетью. Должно быть, это действовала магия Талисмана, заставлявшего своих пленников мучиться и страдать едва ли не сильнее тех, за кем они в данный момент наблюдали… заставлявшего их всякий раз делать выбор.
Но даже то, что Соня сознавала неестественность происходящего, ничем не могло ей помочь. Понимание это таилось на самом донышке сознания, тревожило и беспокоило — но в то же время рассудок был полностью вовлечен в игру. Она не могла не участвовать в ней.
…Бедняга Таргай. Околдованный, обманутый. Погубленный этими ведьмами.
Ей редко бывало по-настоящему жаль мужчин: Соня росла с мыслью, что эти жестокие, грубые существа всегда способны сами позаботиться о себе. Жалеть чаще всего стоило их матерей и подруг. Но сейчас гнев сжигал ее изнутри, клокотал в душе в поисках выхода — и не находил его. Убийством справедливость не восстановить…
И тогда она подумала, что, возможно, единственным выходом будет проникнуть во дворец и рассказать все, чему свидетелем она стала. Правда, девушка понятия не имела, как найдет дорогу, — но едва ли это окажется такой уж сложной задачей.
Однако чуждая воля вновь помешала исполнению ее планов. Едва только решение оформилось в ее мозгу, как безумный вихрь подхватил ее вновь… И Соня поймала себя на мысли, что отдала бы все на свете, лишь бы больше не видеть ничего.
Но надеждам ее не суждено было сбыться. Перед нею вновь была Рохана. На сей раз Соня смотрела на женщину из-за маленькой дверцы в лавке, куда та, похоже, явилась покупать благовония.
Лавчонка была крохотной и совсем бедной — уж в этом-то Соня разбиралась прекрасно. Было видно, что владельцы изо всех сил стараются, но никак не могут выбиться из нищеты. И товары-то тут продавались самого скверного качества — из тех, какими и последняя нищенка побрезгует, если наберет хоть пяток медяков. Глиняные кувшинчики распространяли запах дешевого масла, едва-едва приправленного душистыми эссенциями. Еще пахло травами и почему-то гарью. Странно, что такая вельможная дама, как Рохана, явилась сюда. Может, будет покупать ее какое-то колдовское зелье?
Но нет, не похоже, чтобы она вообще собиралась хоть что-то покупать.
Она стояла рядом с хозяйкой лавки, молодой женщиной примерно Сониных лет, изнуренной и понурой, и что-то тихо шептала ей на ухо. Как ни напрягала Соня слух, ей не удалось расслышать ни слова… Как вдруг хозяйка вскинула руки и обвила шею Роханы. И разрыдалась у той на груди.
Соня не верила своим глазам.
Сквозь всхлипывания донеслось:
— Спасибо! Спасибо тебе, сестра! Теперь я могу умереть спокойно…
Сестра… Трудно было вообразить двух женщин, менее похожих друг на друга. И все же было в них что-то… родство, взаимопонимание, что всегда выдает близнецов. Соне это было знакомо, как никому другому.
Рохана же, заслышав речи сестры, принялась трясти ее за плечи:
— Одумайся, Лонна! О чем ты говоришь — какая смерть? Теперь, когда я отомстила за тебя!..
Слезы ручьем струились по щекам у обеих. Голос Лонны прерывался от нахлынувших чувств:
— Ты всегда была такая решительная, Рохана. Такая смелая! Ничто не могло тебя сломить… Но я — я слабая, сестричка. То, что сделал со мной Таргай, убило меня. Я только делала вид, что живу… чтобы дождаться… Ведь ты обещала, что отомстишь. Я боялась надеяться… но я знала, что ты сдержишь слово!
Рохана явно колебалась между жалостью и гневом, но второе победило.
— Не смей так говорить! — закричала она сестре. — Неблагодарная! Стала бы я так стараться, если бы знала, что ты решишь умереть! Что за глупости! Да разве ты одна такая? Разве мало женщин пострадало от не меньше твоего? Думаешь, когда армии берут приступом города, когда орды варваров захватывают новые земли — думаешь, там кто-то щадит женщин?! Но они живут! Живут, Лонна!