Однако ей не под силу было помочь сестре, ибо для той все было давно решено. Как она сама сказала, внутри она давно умерла…
— Это — другое, сестричка, — прошептала Лонна чуть слышно. — Когда война, в этом нет позора. Но когда мужчина, которого ты любишь, отдает тебя на потеху своим стражникам лишь за то, что ему показалось: ты слишком ласково улыбалась кому-то из его друзей… и сам стоит, наблюдая… насмехаясь… подбадривая их…
Сестры вновь зарыдали в объятиях друг друга.
Соне хотелось кричать.
Проклятый мир. Душа ее была располосована и кровоточила. Голоса звучали в ушах — Таргая, Роханы, старой ведьмы, Лонны… каждый обвинял другого, доказывал свою невиновность, в чем-то клялся, о чем-то умолял…
Замолчите! Заткнитесь все! — хотелось ей крикнуть. Она не могла больше внимать им.
Они сводили ее с ума…
Теперь Соня поняла, что делал с людьми Талисман Гедрен. Ее мозг был расколот, точно спелый плод. На языке плескался яд. Глаза застилало черное марево.
Она сходила с ума.
Вихрь вновь подхватывал ее. И она принялась яростно сопротивляться, зная, что не вынесет еще одной сцены, которая вновь перевернет все вверх ногами, вывернет наизнанку, сделает черное белым, разобьет мир на куски… Она не могла больше этого терпеть!
Но и противиться было немыслимо.
Сила, завладевшая ее разумом, казалась неодолимой.
Соня рвалась изо всех сил — но чувствовала, что это лишь приближает ее к развязке.
Должно быть, следующая остановка станет для нее последней…
Но как она может не выбирать? Она видит этих людей! Она слышит их! Они так… реальны, так убедительны! Она верит им — и волей или неволей становится на чью-то сторону. Разве человек может иначе?
Человек — нет.
Словно мягкая лапа вдруг толкнула ее изнутри, а затем выпустила когти и ударила сильнее… так, чтобы причинить боль. И от этой боли Соня пришла в себя.
Пришла в себя Рысь.
Рыси было неведомо сочувствие. Сострадание. Раздумья и колебания.
Ей ведомо было лишь одно. Желание выжить.
…И когда черный вихрь отпустил ее и она оказалась на деревенской площади, у колодца, где яростно спорили о чем-то бледная, поникшего вида женщина и черноволосый мальчик лет семи в синей накидке и расшитой бисером алой курточке, — Рысь не потратила ни мгновения, наблюдая за ними.
Оскалившись, она выхватила Малый Коготь из-за пояса. И, ведомая лишь звериным чутьем — острым и безошибочным, — принялась рвать на части незримые стены темницы, прокладывая дорогу к свободе…
Глава восьмая
Вот и все, братец! — Торжество колдуньи было беспредельным. — Ты опять просчитался. — Она повернулась к выходу из зала. — Прощай! Уверена, мне повезет куда больше, чем тебе. Я даже знаю, какое оружие принесу из Нижнего Мира в следующий раз!
Калидор остался невозмутим. Теперь он мало походил на того наемника, что впервые встретился Соне в ущелье Кривой Пасти. Лицо его, обветренное и загорелое, здесь казалось бескровно-бледным и отливало синевой. Волосы струились по плечам переливающимися потоками, словно живые. Глаза — некогда карие — светились насыщенным желтым пламенем… впрочем, еще мгновение назад они были голубыми.
— Не торопись! — Его сестра остановилась, но даже не подумала оглянуться, всем своим видом выражая презрение. Калидор покосился на объятую пламенем фигуру Сони… ему показалось, будто свечение подернулось сизоватой дымкой. Он чуть заметно усмехнулся, делая шаг в сторону, так, чтобы, даже если Гедрен обернется к нему, девушка оставалась бы вне пределов видимости для ведьмы. — Тебе не кажется, ты слишком торопишься торжествовать победу?
Сухой и колкий, точно ледяное крошево, смех был ему ответом.
— Ты еще на что-то надеешься, глупец? Чем эта твоя девчонка лучше остальных? Талисман сведет ее с ума, как и всех прочих! — Злобно скалясь, она повернулась к Калидору: — Пожалуй, милый брат, я все же сделаю тебе подарок и не стану убивать твою крошку. Надо же тебе развлечься, пока я ищу твою смерть. Ведь осталось недолго. Радуйся жизни, пока можешь! Ведь ты именно этого хотел, когда так стремился в Нижний Мир!
— Да! — В голосе Калидора звучала неприкрытая ярость. — И ты тоже! Только радость мы понимали каждый по-своему! И поэтому очутились… здесь.
Гримаса бешенства исказила лицо колдуньи.
— Ты еще смеешь попрекать меня?! Всему виной твое упрямство!..
Калидор искоса взглянул на Соню. Фигура девушки оставалась неподвижной — но окружавшее ее сияние металось, мерцало, угасало и вспыхивало, то наливаясь ярко-алым, то вдруг подергиваясь синевой, словно внутри его боролись какое-то незримые силы.