Из ноги рекой текла кровь. Закрыв лицо руками, она рыдала, уверенная, что на ее плач прибегут люди. Но она убежала слишком далеко. Кругом были только деревья да ветер.
— Вдалеке стояла мать и смотрела на меня. Я была уверена, что точно это вижу. Это последнее, что я запомнила, перед тем как потерять сознание.
— Она действительно была там?
— Я никогда ее не спрашивала. Служанка нашла меня и принесла домой, — Рани глубоко вздыхает: — А сейчас у меня нет другого дома, кроме этого.
— Ты можешь продать его, — Соня начинает убирать со стола. Она соскребает остатки еды в мусорное ведро, а потом полощет тарелку в раковине. — Он слишком большой для одного человека.
— Думаешь, твой отец никогда не вернется?
— А разве ты так не думаешь? — Соня моет заполнившую раковину посуду, будто занималась этим все эти годы. Будто никогда и не убегала из дома. — Возможно, он наконец-то понял, что пришла пора переключиться на себя и оставить других в покое.
Рани ощущает гнев дочери. Ей хочется дотронуться до нее, чтобы смягчить ее боль. Но уже давно она поняла, что ничего не может сделать. У каждого своя дорога в этой жизни, каждый должен пройти свой путь сам. А если бы судьба дала ей еще один шанс? Рани представляет себе, что ее жизнь могла бы сложиться по-иному. Например, если бы, когда им пришли американские гринкарты, она заявила, что не хочет уезжать и что счастливы они будут только в своей маленькой индийской деревушке.
— Мы не всегда понимаем, почему люди поступают так или иначе, — говорит Рани, отгоняя от себя эти мысли. — Но не нам об этом судить.
Еще не открыв рта, Рани уже знала, что не стоит произносить эти слова. Однако, как часто случается в жизни, обратно взять их она уже не может. Рани понимает, что они с Соней никогда не будут близки. Возможно, оттого, что Соня — самая младшая и к моменту ее рождения мать уже слишком устала. А возможно, потому, что Соня всегда знала — они не хотели ее.
— Ты действительно никогда этого не делала, — откликается Соня. — Мне кажется, что я не такая всепрощающая, как ты.
— Думаешь, я всегда прощала его? — Рани часто слышала, что власть слова сильнее всего остального. Ей хочется спросить у тех, кто так говорит, ощущали ли они на себе власть сильной руки. — Я думаю, это боги прощают нас. При этом они учитывают все наши дела и поступки, не упуская ни единого.
— Но речь идет не об одном поступке, — протестует Соня. — Вся наша жизнь была полна обид и боли.
— Но ты же не была с ним всю его жизнь, — возражает ей Рани.
В ее голове начинают звучать ритуальные песнопения, которые она слышала в индийских храмах. Она чувствует запах курений, словно вместе с другими девочками вновь сидит на мраморном полу храма и слушает поучения гуру. Повинуйся родителям, накорми голодного, делай добро каждый день, иначе бог Шива может открыть свой третий глаз, и тогда весь мир сгорит. Урок, заученный через страх.
— Он не всегда был жестоким, — говорит Рани, надеясь оправдать себя за то, что не ушла от мужа. — Когда-то, в Индии, он был добрым.
— Я рада, что у тебя сохранились такие воспоминания, — говорит Соня, и ее голос леденеет от ярости. — Но у меня их нет. Поэтому мне придется жить с теми, что есть.
Соня выходит из кухни, не сказав больше ни слова. Рани провожает ее взглядом, а потом бессильно опускается на стул и погружается в прошлое.
Отец Рани договорился об ее обручении после случайной встречи с отцом Брента на деловом обеде в деревне. Они принадлежали к одной касте, и в разговоре выяснилось, что каждый из них ищет пару для своего ребенка. Обсудив формальности, они пожали друг другу руки в знак заключения союза. Своей жене отец Рани рассказал об обручении, придя домой, но Рани узнала о нем только неделю спустя, когда об этом упомянула служанка.
Когда она впервые встретилась с Брентом на площади в ближайшем городке, ее сопровождали трое слуг. Она и Брент уселись за старенький стол для пикника друг напротив друга, а слуги устроились за столом поблизости. И девушка, и юноша стеснялись и смотрели куда угодно, только не на собеседника.
— Рани — очень красивое имя, — произнес Брент на ломаном английском. — Оно означает «королева», не так ли?
— Да, — кивнула Рани, — и возрождение, — они снова замолчали. Их окружал шум голосов прохожих. — А у тебя имя редкое.
— Да, — согласился он. — Отец назвал меня в честь своего заокеанского друга. «Хороший человек», — говорит про него отец. — Он посмотрел на людей вокруг. — Я рад был услышать о нашей помолвке. Это удача для моей семьи.