— Почему ты забрал себе так много из того, что тебе не принадлежало?
— Рад увидеть вас снова.
Я не услышала, как вошел Дэвид. Я внезапно прихожу в себя и сторонюсь, уступая ему место у аппаратуры. Я смотрю ему в лицо, желая понять, не подслушал ли он меня, но его лицо выражает обычную доброжелательность.
— Мне лучше выйти? — спрашиваю я.
— Нет-нет, все в порядке.
С помощью стетоскопа Дэвид слушает у отца сердце. Я молча наблюдаю за ним и гадаю, каков будет результат. Он щупает у отца пульс и смотрит на мониторы. Сделав заметки в своем блокноте, он бросает взгляд на меня:
— Состояние стабильное.
— И вы до сих пор не знаете, почему он в коме?
Мне нужно знать причину. Мне нужно знать, что он наказан за все, что натворил. Я хочу услышать, что он страдает, что его телу больно, что моему отцу так же страшно, как было нам каждый день.
— Мы продолжим делать анализы, но в данный момент можем указать только на его диабет. У него угрожающе низкий инсулин.
— Это нормально?
— Для своего возраста он был на редкость здоровым человеком. Не пил и не курил, — Дэвид снова заглядывает в свои записи. — Говорят, он много ходил пешком ради тренировки.
Он хочет уйти, ему пора к другим больным, которые ждут его. Я смотрю на отца и внезапно понимаю, что не могу оставаться с ним наедине. Я столько лет провела сама с собой, что теперь тоскую по общению.
— Вы были его лечащим врачом? — спрашиваю я, не сумев сдержаться.
— Нет, — Дэвида, кажется, удивляет, что я не знала этого. — Я ординатор. А его лечащий врач — терапевт. Мы вместе наблюдаем за его состоянием.
— Это хорошо, — мне непривычно вести вежливый разговор. Мне это никогда не удавалось. Я читала, что дети, подвергавшиеся насилию, став взрослыми, часто испытывают трудности в общении. Какую терминологию ни используй, но мне всегда было спокойнее вдали от людей, а не среди них. — Спасибо.
Он снова собирается уйти, но почему-то передумывает. Он останавливается и внимательно смотрит на меня:
— Ваша мама упомянула, что вы вернулись домой из-за болезни отца. Она спрашивала, не станет ли ему лучше к вашему приезду. Простите, что мы пока не сумели ему помочь.
— Она сказала, что я приеду? — я останавливаю его, загораживая дорогу. Я потрясена тем, что она говорила обо мне. — Когда это было?
— Через несколько дней после того, как он поступил в больницу, — Дэвид смотрит на меня, пытаясь понять мою реакцию: — Надеюсь, я не сболтнул лишнего?
— Нет, — я отступаю на шаг в сторону. — Просто я удивлена, — я обхватываю руками плечи, надеясь защититься от холода, разлитого в воздухе. — Что еще она сказала?
Так странно просить постороннего человека проникнуть в мысли моей матери.
— Она упомянула о том, что вы путешествуете по миру, — говорит он ласково. — Она явно гордится вами.
Он неправильно понял. Мама всегда ненавидела мои путешествия. Они означали, что я потеряна для нее, что одной дочерью у нее стало меньше. А кроме материнства, она не имела стимулов в жизни, потерявшей смысл в тот день, когда отец впервые ударил ее.
— Я путешествовала не так уж много, как вы думаете. И в основном по работе.
— Фотографировали?
— Да, — я думаю о местах, где побывала, но еще больше о тех, где еще не была. — Фотографировала.
— Куда же вы ездили?
Не могу сказать, спрашивает ли он из вежливости или искренне заинтересован.
— Я знаю, вы заняты. Не хочу задерживать вас.
— Не беспокойтесь, — он смотрит на свои наручные часы: — Я сегодня обгоняю график. Удивительно! Обычно я опаздываю, — он улыбается, и я невольно улыбаюсь в ответ.
— Я объездила Европу, Азию и все Соединенные Штаты, — я говорю об этом без гордости и без хвастовства. Сами по себе путешествия не имеют для меня особенного смысла. Места смешиваются в моей памяти, лица людей, которых я встречаю, тонут в море других лиц. Не так уж важно, где я нахожусь, — главное, что не там, где была раньше. Я еще не решила, куда поеду потом. Не в Нью-Йорк, где узнала о болезни отца. Куда-нибудь, где воспоминания не будут преследовать меня.
— А вы? — спрашиваю я, стараясь быть вежливой. — Вы часто путешествуете?
— Не так часто, как раньше. Я должен быть здесь, рядом с моими пациентами, — он спокоен, его взгляд становится отсутствующим. — Я писал для «Летс Гоу», это был последний раз, когда я путешествовал так, как мне хотелось.