Дэвид знает, что кабинет радиологии находится на третьем этаже и что он закрылся час назад, но не упоминает об этом. Он говорит:
— Пойдем со мной.
— Куда?
Он жестом увлекает меня за собой и, подойдя к лифту, прикладывает свой бейдж к датчику. Он нажимает кнопку самого верхнего этажа — «крыши». В кабине мы стоим в нескольких шагах друг от друга и молча смотрим, как вспыхивают номера этажей, пока двери лифта не открываются. Он выходит первым и протягивает мне руку. Я смотрю на его руку, потом — ему в лицо. Он терпеливо ждет моего решения. Я думаю о Джии, о боли, которую она испытывает, и меня охватывает ощущение беспомощности. Я вкладываю свою руку в его и переступаю порог лифта.
— Смотри под ноги, — говорит он и ведет меня к краю крыши, огороженному цементными блоками, на которые можно опереться. Одной рукой он по-прежнему держит мою, а другую поднимает к небу. — Когда я был маленьким, папа приводил меня сюда. Если он терял пациента или у него был плохой день, мы сидели с ним на крыше и он показывал мне звезды. Он знал их названия.
— А теперь ты приходишь сюда сам, — говорю я, ничуть не сомневаясь в этом.
— Это заставляет меня помнить, что я не центр мироздания, — он смотрит на меня с легкой улыбкой. — Иногда происходят вещи, не имеющие никакого смысла.
Глаза мне застилают слезы, но я смахиваю их. Опустив взгляд, я выдергиваю свою руку из его руки и указываю на россыпь звезд:
— Это Кассиопея.
— И ее муж — Кефей, — добавляет он.
— Вот Большая Медведица, — я иду по кругу, стараясь припомнить как можно больше имен. — И Орион.
— Ты знаешь много созвездий, — в его голосе слышится восхищение.
— Разве их не все знают? — иронично спрашиваю я. Мы оба умолкаем. Я чувствую, что он смотрит на меня, наблюдает за мной. — Ей всего пятнадцать, — наконец шепчу я. — Она еще ребенок.
— К нам в отделение травматологии приводили девочек и младше ее, — Дэвид приводит медицинские статистические данные, чтобы дать мне понять: мы не одиноки в своем горе. — Девочек привлекают драматические отношения, даже насилие. Отношения жертва — палач. Такая извращенная форма подростковой любви, — он наклоняется ко мне и смотрит в глаза. — У Джии сейчас сложный период. Родители помогут ей его преодолеть.
Он уверен в своих словах, как может быть уверен только очень наивный человек. Я представляю себе, как говорю ему, что для нас невозможно «преодолеть» это, что быть жертвами насилия — у нас в крови, в генах. И сколько бы мы ни боролись, нам от этого не уйти. Я знаю, я пробовала.
— Да, это так.
— Соня! — мое имя срывается с его губ, как будто он взял на себя всю мою боль. — Прости, — доктор исчез, остался человек. — Твой отец, а теперь Джия, — он протягивает руку, чтобы убрать воображаемую прядь волос с моей щеки и заправить ее мне за ухо. — На тебя слишком много навалилось.
— Какое самое большое несчастье в твоей жизни? — спрашиваю я его, все еще ощущая прикосновение его пальцев к моему лицу. Говорить ему «ты» так естественно, как будто я знала его всю жизнь. Мне хочется думать, что мы не одни такие ущербные в мире, что и другие испытывают боль.
Он явно смущен, тем не менее отвечает:
— Я потерял бабушку и дедушку, когда мне было пятнадцать лет. Одна болезнь последовала за другой.
Он не вдается в подробности.
— Ты любил их? — спрашиваю я тихо.
— Очень, — Дэвид смотрит на небо, словно ищет их там. — Они заботились обо мне, когда родители пропадали на работе. Они были мне как вторые отец и мать.
— Мне очень жаль, — говорю я, и мне действительно очень жаль.
Он нерешительно подходит ко мне. Видя, что я не протестую, он обнимает меня и прижимает мою голову к груди. Тихо поглаживая меня по спине, он произносит:
— Я уже говорил, но повторю. Я все сделаю для тебя, только скажи.
Я таю в его объятиях. Впервые в жизни я чувствую себя в безопасности в мужских руках. Эта мысль пугает. Я знаю, что нужно сделать, что сказать, но я даю себе двухминутную отсрочку. Этого хватит, чтобы порадоваться тому, что он мне предлагает, хотя я знаю, что это невозможно. Я знаю, что напрасно пришла к нему; просто беда Джии обрушила на меня целый шквал воспоминаний, и, почуяв опасность, я инстинктивно стала искать защиты.
Но когда он проводит рукой по моей щеке, приподнимая мою голову, я понимаю, что время истекло. Освободившись от его объятий, я смотрю в его лицо, готовясь к моменту, когда он услышит правду и отшатнется от меня.